Дневная битва

Инэвера улавливала пересуды, но для нее они были просто ветром. Она чувствовала, как по костям струится мудрость Эверама, и говорила с уверенностью, присущей Его голосу. Неправильных ответов не существовало, и они с Кеневах это знали. Наконец старуха кивнула:

– Добро пожаловать, сестра.

Полноправные дама’тинг сохранили выдержку, негромкие переговоры мигом стихли. Некоторые най’дама’тинг одобрительно загудели, но не все. Инэвера скользнула по ним глазами, отыскала Мелан и ответила ей волчьим взглядом.

Девушка откликнулась почти неуловимым почтительным кивком, но не изменила выражения лица. Трудно сказать, что она испытывала – смирение или желание мстить. Не важно.

В Палате Теней, у всех на глазах, с Инэверы сняли одежды и бидо, дабы она принесла обеты Эвераму.

– Я, Инэвера вах Касаад ам’Дамадж ам’Каджи, обрученная с Эверамом, беру Его в мои первые мужья; Его желания превыше прочих, Его любовь – мое сильнейшее упование, Его воля – главный приказ для меня, ибо Он есть Создатель всех вещей в истине и величии, остальные мужчины суть бледные тени Его совершенства. Я делаю это на день сегодняшний и всю вечность, ибо после смерти примкну к моим сестрам-женам в Небесном Гареме и там познаю Его святое прикосновение.

– Я слышу эту клятву и связываю тебя ею, – произнесла Кеневах, воздела кости и заставила их разгореться магией.

– Я слышу. – Кева подняла свои ярко светящиеся кости.

– Я слышу, – повторили дама’тинг одна за другой, поочередно поднимая свои.

– Я слышу. Я слышу.

Инэверу возвели на мраморный стол и поставили на колени; ее ладони уперли в поверхность и прижали к ней лбом. Вмятины в камне свидетельствовали о бесчисленных коленях, ладонях и лбах, что побывали здесь раньше.

Кеневах извлекла большой кусок мрамора, когда-то он походил на мужской член, но за столетия пользования выпуклая головка стерлась и мало чем отличалась от ствола.

Кева взяла потир с благословленной водой и облила ею фаллос, шепча по ходу молитвы. Затем извлекла фиал со священным канисовым маслом, капнула на мрамор и растерла круговыми поступательными движениями, словно удовлетворяла мужчину. Она применила все семь священных приемов, ровно распределила масло по каждому дюйму поверхности.

Кеневах забрала у нее ствол и встала за Инэверой, та невольно сжала бедра, зная, что это худшее из всего, что можно сделать.

– Боль и страх… – напомнила Кеневах.

– …суть просто ветер, – закончила Инэвера.

Она последовала за своим дыханием, обрела центр и раскрылась, расслабила бедра.

– Сим скрепляю твой союз с Эверамом, – возвестила Кеневах и без колебаний ввела в Инэверу фаллос, заставив ее чуть задохнуться.

Кеневах двигала его с подворотом взад и вперед. Инэверу захлестнула боль, но она согнулась, как пальма, и обратила страдание в сладкое торжество сочетания с Эверамом. Он ее истинный муж и говорил с ней через хора. Наконец-то она поняла, что значит быть невестой Эверама. Она больше не одинока. Он направит ее.

Кеневах отступила:

– Все позади, невеста Эверама.

Инэвера кивнула и медленно встала, осознавая боль и струение крови по бедрам. Ноги подгибались, но она уверенно повернулась к Кеневах, которая повязала ей на лицо покрывало из скользкого белого шелка.

Инэвера поклонилась:

– Благодарю, дамаджи’тинг.

Кеневах поклонилась в ответ, и Инэвера, имея на себе только пояс с мешочком для хора, направилась мимо женщин к выходу. Ее спина была пряма. Поступь – горделива.

Ей выделили личные покои в обоих дворцах – подземном и верхнем. Огромные, роскошные помещения с дорогими коврами, шелковым постельным бельем и толстыми бархатными шторами; с сервизами из серебра, золота и хрупкого фарфора. Обнаружилась и личная мраморная ванна, она освещалась меточным светом, который Инэвера могла прибавить и пригасить, и опоясывалась тепловыми метками для подогрева и охлаждения воды; они же ведали температурным контролем воздуха. Выкуп, уплаченный Дамаджи за магию ради простого удобства; все это управлялось каменной педалью, которую новоиспеченная дама’тинг освоила, еще когда носила бидо.

Оставшись одна, Инэвера распахнула шкаф, в котором висела дюжина комплектов белоснежных шелковых одежд. Она отобрала два. Первый выложила на широкую кровать с балдахином. Второй распорола ножом.

Евнухи уже нагрели ванну. Инэвера скользнула в восхитительно горячую воду и тщательно отмылась. С улыбкой ощупала едва пробившуюся щетину на лысом черепе. Ей больше не придется брить голову – только лоно и ноги, ежедневно.

Она взяла чернила и кисточку и нанесла метки на свое женское достоинство. Кровь остановилась, корка смылась, но Инэвера еще ощущала боль от сочетания с Эверамом.

Она задернула толстые шторы, исторгнула меточный свет из стен и опустилась на колени, размеренно задышала для обретения центра и помолилась. Затем взяла мешочек с хора и вынула восьмую кость. Та была шершавой, как кусок обсидиана, выбитый из ала кайлом.