Дневная поверхность

Дорога шла в гору. Я отстал от своих спутников и наслаждался ощущением простора, вдыхая еще прохладный чистый весенний воздух. Вдруг меня окликнул какой-то незнакомый паренек. На плохом румынском языке он спросил:

— Вы умеете обращаться с этой штукой? — и указал на болтавшийся у него на груди фотоаппарат.

— Да, — ответил я, немного раздосадованный тем, что мне помешали.

— Тогда снимите меня с моей девушкой, — быстро и категорически сказал он. Его доверчивость и непосредственность сразу подкупили меня. Я покорно взял фотоаппарат и несколько раз снял его вместе с черноглазой и черноволосой спутницей.

Ткнув себя пальцем в грудь, паренек сказал:

— Я мадьяр, я Янош Хитор, Янош Хитор, — повторил он, — а не Адольф Хитлер, — и громко рассмеялся, видимо, довольный своей шуткой.

— Это заметно, что ты не Адольф Гитлер, — пробурчал я. — А я русский, — и назвал свое имя.

Это сообщение произвело на Яноша потрясающее впечатление. Он разразился длинной и бурной речью на венгерском языке, из которой я, конечно, ничего не понял. Ясно было только, что все слова восторженные.

— Нуштю мадьярешти, — сказал я.

Янош на секунду остановился, ошалело посмотрел на меня и продолжал в том же темпе, но уже по-румынски, заменяя при этом недостающие слова бурной жестикуляцией:

— Вы русский! Как это хорошо. Это очень хорошо. Это лучше всего. Я должен вам подарить белый цветок камня. Он на вилле у моей тети. Я приехал отдохнуть к моей тете на две недели. Пойдемте к ней, я подарю вам белый цветок камня.

— Какой еще — белый цветок камня? — удивленно спросил я. — И зачем ты должен мне его дарить…

Но Янош тут же перебил меня:

— Ведь вы же русский. Я должен, должен подарить вам белый цветок камня. Идемте, — настаивал он, совершенно забыв про свою девушку.

Она стояла в стороне и чуть улыбалась, зная, наверное, характер Яноша.

«Да он какой-то чокнутый!» — с досадой подумал я.

— Я сейчас занят. Понимаешь, занят. Не могу я идти к твоей тете. Меня ждут друзья. Занят — оккупат, — раздельно произнес я.

Несколько обескураженный, Янош тут же воспрянул духом и заявил, что он будет ждать меня завтра возле кафе в 9 часов утра. Облегченно вздохнув, я направился вдогонку за своими друзьями.

На другое утро я не смог прийти к 9 часам в кафе — мы были заняты экскурсией во дворец бывшего румынского короля Карола I. Именно про этого Карола еще Бисмарк сказал, что он самый безвкусный человек на свете и наглядное доказательство этому дворец, выстроенный им в Синае. Мы вынуждены были согласиться со старым канцлером, который разбирался и в людях и в замках.

Прекрасный альпийский луг и два чистых горных водопада, суровые и строгие очертания близких гор с высокими хвойными деревьями на склонах — всему этому было чуждо эклектичное и вычурное здание дворца с его пышным убранством.

Волею случая сделавшийся румынским королем, немецкий принц не понимал и не любил природу Румынии, ее ландшафты и соответствующую им замечательную национальную архитектуру. Он искусственно пытался соединить ее с острореберным вариантом немецкой готики, искажая и то и другое.

Вернувшись, мы с женой пошли погулять по центральному и единственному синайскому парку. Весна только начиналась. Курортный сезон не наступил, и парк был пустынен и тих. Небо над ним сквозь частые кучевые облака отсвечивало еще не смелой, но какой-то особенно прозрачной голубизной. Острый пряный и свежий запах прошлогодней опавшей листвы смешивался с душным и сладким запахом лопающихся почек. В эти считанные дни весна и осень сливались в одну неповторимую гамму ароматов.

Еще не били фонтаны, еще не открылись многочисленные магазины, еще пустовали виллы и санатории, только между черными безлистыми, но уже живыми деревьями время от времени попадались нам скульптуры. Мы направились к одной из них. Это был бюст какого-то свирепого мужчины с пышной шевелюрой и перекошенным ртом.

— По-видимому, это один из гайдамацких вождей — борцов против турецкого ига, — авторитетно объяснил я.

— Да… А почему же здесь написано «А. С. Пушкин»?

Я всмотрелся в полустертую временем надпись, взглянул еще раз в странное лицо и не нашелся, что ответить.

Надо сказать, что и другие скульптурные портреты великих русских писателей и композиторов, поставленные в парке, не отличались большим сходством с оригиналами.

Однако жителей Синаи, сделавших и поставивших эту скульптуры, можно упрекнуть только в недостаточной осведомленности. Руководили же ими самые добрые чувства к нам, русским. Об этом говорит многое…

На вершине одной из гор, кольцом окружающих Синаю, стоит высокий гранитный крест, а под ним каменная плита. Этот крест, видный со всех сторон, поставлен в честь русских воинов, погибших за освобождение Румынии от турок 1877–1878 гг. Лучи заходящего солнца отбрасывают его гигантскую тень на самый высокий здесь горный ник.