Дневник

Сегодня пришли в Староминскую. Хорошая станица, как вообще все кубанские станицы. Две церкви. Каменная новая, деревянная старая, гимназия, магазины, тротуары, даже электричество. Лучшие хаты заняло начальство. Пока мы возились с линией и пришли в команду, настал вечер. Пришли к фельдфебелю грязные, голодные.

– Где нам помещение?

– А вон! – указал он. – В конце улицы две хаты. Размещайтесь там четыре человека!

Пошли. В одной хате семья человек 15. Хозяйка умоляет не занимать хаты, говорит, дети у нее больные. Черт бы их побрал. Идем в другую хату. Пустая, холодная, и окно выбито, но печь теплая – видно, сегодня топилась. На печи тепло, а в хате холодно. Мы трое залезли на печь и растянулись на теплой печи, ругая все на свете. А Гильдовскому не было места на печи, он ходил по хате и ругался. На печке же было тепло, и мы начали дремать. Гильдовский ходил, ходил по хате и полез к нам.

– Подожмите ноги! – сказал он. – Я хоть посижу на печи!

Он сел.

– Ох! – сказал он через 5 минут. – Ну и вшу я поймал, большую на печи и, наверное, тифозную, я спрашивал хозяйку, она говорила, что тут спали тифозные…

Мы, как ужаленные, вскочили с печи и легли внизу на досках.

– А я тифу не боюсь! – сказал Гильдовский. – Два раза болел им, эх, пропадать так пропадать! – вздохнул он и растянулся на теплой печи.

Мы целую ночь дрожали на голых досках и утром рады были, что выступаем, хоть дорогой согреемся.

– А знаете что! – сказал Гильдовский утром, неохотно слезая с печи. – Ну и выспался же я на печи, а насчет тифозной вши я вчера соврал! – засмеялся он.

29 февраля

«Нищие в гостях у нищей!»

Сегодня прошли верст 20, остановились в ст. Новоминской. Пока наводили линии, настала ночь. Голодные, ищем команду. «Где квартира?» – «Вон», – указал фельдфебель. Входим. Хата на курьих ножках. Бедная старуха, и тесно. Ну спать найдем место, а вот чем бы поужинать.

– Бабка, есть ли у тебя что поесть?

– Есть, голубчики, – зашамкала она и вывалила из торбы гору кусков хлеба. – Кушайте, голубчики, сегодня напросила под церковью, люди добрые дали, ешьте!

Мы переглянулись и скривились.

Но голод был так силен, что мы с удовольствием уписывали хлеб с постным маслом, которое тоже дала старуха.

1 марта. Старо[ниже]стеблиевская. Стоим у старичков на квартире. Старик и старуха. Старик – солдат Турецкой войны[58]. Угостили чаем с абрикосовым вареньем. Старуха принесла теплой воды, мыла. Мы умылись за месяц раз. Помыли ноги. Когда старики увидали, что у меня на ногах целые язвы, принесли мягкой материи на портянки. Хорошие люди.

2 марта. Старонижевеличковская

[59]. Здесь дневка. Поручик Кальтенберг обратил внимание, что я хромаю, и выдал мне старые, но большие ботинки, теперь чувствую лучше. Разрешил мне ехать на повозке. Вообще он стал к солдатам лучше относиться, наверное, потому что нас-то и осталось солдат всего человек 10 всей команды. Остальные остались. Боже мой, чего не пережили мы дорогой. От Каяла и сюда верст 200 вся дорога усеяна трупами и сдыхающими лошадьми, винтовками, ящиками, мешками с зерном и т. п.

Прошлую ночь шли по-над путями. Луна ярко сияла со звездного неба. Слева от пути было болото. Оттуда тянуло сыростью. Мы молча шли по белевшим в темноте шпалам. Вдруг передние остановились и что-то рассматривают в стороне.

– Все тифозные ведь! – говорит кто-то в толпе.

Я подошел. По-над путями лежало три человеческих трупа в английских шинелях, дальше один в белье, дальше еще двое. Глаза одного открыты. Луна освещает перекривленное ужасом лицо. Зубы оскалены, и руки протянуты вперед. Жутко! Жутко!

3 марта. Сегодня в станице N встретили двух казаков. Они бежали с фронта и жили дома.

– Куда вы идете?! – спросили они.

– В Новороссийск!

– А дальше?

– В Крым!

– До Новороссийска, брат, не дойдете! – засмеялись они. – Там вас зеленые[60] не пустят.

Перешли Кубань-реку, взорвали мосты.

Говорят, есть секретный приказ. Когда перейдем Кубань, взорвать мосты, всем раздобыть лошадей и в два дня достигнуть Новороссийска, где спешно сесть на пароходы. Не знаю, насколько это правда. Самурский полк уже весь на лошадях. Выпрягли обозных, раздобыли в станицах. Сегодня ночью Корнев украл у одной казачки еще жеребенка года два и едет на нем, жеребенок ржет и оглядывается на станицу. У этой казачки украли еще три лошади. Горы отчетливо синеют на горизонте, а до них, говорят, 70 верст.

6 марта. Пришли в Крымскую. На улицах полно войск. Все хаты заняты. На улицах толпятся обозы, батареи. Остановились у одного грека-табачника (здесь греки – табаководы). При входе нас многочисленная семья грека забилась в угол и смотрят на нас зверями. «Пообедать не удастся», – сверлила мысль в голове. Что же делать? Смотрю, на окне лежит книга. Я развернул. Греческое Евангелие. Старый грек подошел ко мне и берет из рук Евангелие.

– Ты не можешь читать по-нашему! – сказал он.