Дневник. 1873–1882. Том 1

Сегодня была стрельба артиллерии. Тут увидел я прусского фельдмаршала Мантейфеля, присланного с особым дипломатическим поручением. Он прибыл еще вчера в Скерневицы; мне пока неизвестно, в чем именно заключается его миссия; знаю только, что князь Горчаков был сильно озабочен ожидаемым ответом Германии относительно созыва конференции по турецкому вопросу. Наш государственный канцлер настаивает, чтобы в конференции участвовали главные политики каждого государства и инициативу в этом деле приняла на себя Германия; но граф Бисмарк отказывается от личного участия в конференции.

Между тем дело славян в настоящее время идет весьма худо; последние известия с театра войны очень неблагоприятны; пришла телеграмма об отступлении сербов из Алексинаца; значит, они понесли поражение. При таких обстоятельствах трудно надеяться на выгодные для славян условия перемирия или мира.

С Мантейфелем обменялись мы на учении только несколькими фразами обычной учтивости, но серьезного разговора, конечно, вести не могли. Заметно только, что государь был с ним ласков, как всегда бывает он с пруссаками. Стало быть, можно полагать, что по крайней мере дурных известий Мантейфель из Берлина не привез.

После артиллерийской стрельбы государь смотрел работы саперов, преимущественно же – кавалерийских команд, обучавшихся при саперной бригаде порче и исправлению железных дорог и мостов. Когда всё было кончено и несколько мостов взлетело на воздух, я поехал с генерал-лейтенантом Соболевским в Белянский лагерь гренадер, чтоб осмотреть устроенную в Белянах санитарную станцию.

По дороге остановился я в лагере Фанагорийского гренадерского полка, где сегодня рано утром случилось необыкновенное происшествие. Во время сильной грозы (которую, впрочем, я и не слышал, так крепко спал) удар молнии поразил в нескольких палатках до 70 солдат. Из них 7 человек убиты во сне, до 40 – более или менее сильно пострадали. Я видел тела убитых, ожоги и контузии живых и, осмотрев места, где ударила молния, решительно не могу себе объяснить, как могла она одним ударом попасть в такое большое число точек. Пораженные лежали не только в нескольких соседних палатках, но даже в разных ротах и батальонах. Только в одном месте видел явный след молнии, ударившей в тесак и ружье в одной палатке, пробившей затем отверстие в земляном валике и попавшей в людей, лежавших в другой, соседней, палатке.

По возвращении из Белян, около 4 часов, я остался дома в ожидании некоторых желавших видеться со мною посетителей. К тому же я чувствовал себя не совсем здоровым и рад был провести спокойно остальную часть дня.

31 августа. Вторник. Ливадия. Более недели не имел я возможности заглянуть в свой дневник. Последние два дня пребывания государя в Варшаве были такие же суетливые и утомительные, как и предыдущие. Во вторник, 24-го числа, я имел продолжительный доклад перед смотром стрельбы стрелков и кавалерии. Между смотром и обедом посетил архиепископа Леонида; обед в Бельведере. Вечер провел дома за работой.

В среду, 25-го, всё утро прошло в маневре на Повонзковском поле; затем большой обед в Лазенках, а вечером спектакль. Я уехал рано, после первой пьесы, чтобы покончить все дела перед отъездом из Варшавы.

В четверг в 9 часов утра, после молебствия в Бельведерском дворце, выезд из Варшавы по железной дороге на Брест и Одессу, куда прибыли в пятницу в 8 часов вечера и прямо с железной дороги переехали на императорскую яхту «Ливадия», на которой при совершенно тихой погоде прибыли в субботу, 28-го числа, в 2 часа дня в Ялту.

В последние дни пребывания в Варшаве и затем в продолжение всего переезда до Ялты мне пришлось часто быть с князем Горчаковым, слушать его разъяснения современного положения дипломатических сношений по восточному вопросу и читать получаемые с разных сторон депеши и телеграммы. Из этих разговоров и чтений я мог вывести заключение, что настоящее положение дел вовсе не внушает доверия к успешному результату нашей дипломатии. Присылка фельдмаршала Мантейфеля не имела другого значения, как только личное от императора Вильгельма удостоверение в сохранении благодарности к нашему государю; то же, как намерена Германия держаться при дальнейшем ведении дела, еще не разъяснено. Спокойно проживающий в Варцине немецкий канцлер не высказался до сих пор, ограничиваясь, как пифия, неопределенными ответами. Англия и Франция неохотно идут на предлагаемую конференцию; Италия охотно вызывается на участие, даже на инициативу в этом деле, но у нее свои расчеты и надежды: ей хочется поживиться за счет Австрии, предоставив последней вознаграждение в спорных славянских областях Турции. Сама же Австрия не может действовать откровенно, не может искренно идти с нами заодно.