Дневник. 1873–1882. Том 1

15 марта. Понедельник. Сегодня я имел доклад у государя вместо завтрашнего дня. Это не помешало обычному моему приему в канцелярии Военного министерства. Затем было заседание в Государственном совете, весьма короткое, а после него – совещание по амурским делам, под председательством великого князя Константина Николаевича. Совещание это продолжалось до пятого часа; долго не могли сойтись во мнениях, но спор велся в пределах приличия и без раздражения.

Признаюсь, я готовился к более горячим прениям, зная по прежним совещаниям, как великий князь мечтает о том, чтобы всю приморскую полосу по берегам Восточного океана[77] подчинить исключительно морскому начальству, изъяв из ведения восточно-сибирского генерал-губернатора. Я был постоянным противником этой комбинации, не обещающей ничего хорошего для благосостояния и развития края. Притом же я убежден, что в подобной отдаленной окраине невозможно оставить рядом два независимых друг от друга начальства: одного – в приморской полосе, подчиненного непосредственно Морскому министерству, другого – в Благовещенске, подчиненного иркутскому генерал-губернатору. Нахожу непрактичными заявленные предположения о переделе Азиатской России с уничтожением генерал-губернаторств. Проект комиссии, существовавшей в 1874 году под председательством действительного статского советника Деспот-Зеновича, был совершенно несообразный.

К счастью, Тимашев почему-то отступился от прежних своих предположений и, к удивлению моему, явился сегодня моим союзником. Мы оба предложили принять проект теперешнего иркутского генерал-губернатора барона Фредрихса. К нам присоединился и Потапов. Рейтерн искал только, как бы уладить дело в угоду великому князю, но сознавал несообразность его предположений. Посьет путал дело, придумывая то одну, то другую комбинацию, всегда невпопад. Гирс говорил мало и неудачно.

Мы уже отчаивались прийти к какому-либо заключению; наконец остановились на том, чтобы области Амурскую и Приморскую оставить в теперешних границах, но отделить их от Восточно-сибирского генерал-губернаторства, образовав особое генерал-губернаторство в Благовещенске; губернатора Приморской области перевести в Хабаровку, отделив эту должность от командира морской станции во Владивостоке, заведующего только морской частью и Владивостокским портом с ближайшей его окрестностью, на правах градоначальника.

Такое решение, конечно, устранило все затруднения и несообразности прежних предположений, но сопряжено со значительным увеличением расходов, и я не мог не подивиться сговорчивости министра финансов, который обыкновенно так горячо отстаивает интересы государственного казначейства.

16 марта. Вторник.

Погребение генерал-адъютанта Витовтова происходило обычным порядком, в присутствии государя.

В Комитете министров опять была у меня схватка с Грейгом. Не могу равнодушно выносить нахальный тон этого человека и, к крайнему своему сожалению, выхожу иногда из пределов подобающей в официальных заседаниях сдержанности. Потом сам упрекаю себя в излишней горячности. Особенно сегодня досадую на себя потому, что не было прямого повода к возобновлению препирательств. Читались выборки из всеподданнейшего отчета государственного контролера за 1875 год, и общее внимание обратили на себя, с одной стороны, чрезмерные и неуместные восхваления, воздаваемые Министерству государственных имуществ, а с другой – нападки на Министерство путей сообщения.

Некоторые из министров поставили вопрос: не имел ли в виду государственный контролер восхвалением одного ведомства косвенно сделать упрек всем другим? Тогда я не вытерпел и высказал всё, что у меня давно накипело по поводу неподобающей роли судьи, присваиваемой себе государственным контролером в отношении к министрам. Посьет, со своей стороны, также вышел из обычной своей флегмы и горячо сцепился с Грейгом.

Вот на что тратятся и время и силы министров. Не было бы ничего подобного, если б государственный контролер держался в пределах своей компетентности, ограничиваясь проверкой правильности и законности расходования казенных сумм. Но в таком случае, какие же заслуги мог бы он выставлять в своих ежегодных всеподданнейших отчетах? [Роль государственного контролера такова, что ему нет другого средства выказать свои заслуги в отчетах, как выставляя вкривь и вкось всё, что только может выкопать сомнительного в делах министерств; причем он бесцеремонно и нахально постановляет свои приговоры, набрасывающие тень на действия и распоряжения то одного, то другого министра. И всё это прикрывается маской спартанской добродетели – говорить всю правду царю и помимо всех личных соображений оберегать казенные интересы!]