– Кому-то можно и смирить свой аппетит.
Я отмахнулась.
– Говори что хочешь. Ты злой, потому что инвалид. Но инвалид – это не приговор, как и толстая.
– Это уж точно, пончик, ты-то похудеть можешь. А я… – Он замолк и оперся о костыли, начав медленно подниматься с дивана. Его лицо напряглось, и на лбу выступила испарина.
– Давай помогу? – предложила я, протягивая руку.
– Не трогай, – прорычал он. Я отступила. Одно то, что он согласился выйти, было победой. И я решила не торопить его. Однажды он позволит себе помочь. «Однажды». Собственные мысли напугали меня. Это «Однажды» не было похоже на такое короткое «Однажды», которое уместилось бы в год моего здесь пребывания, оно больше походило на «однаааааждыыы», протяжное, длинное, имеющее будущее и зачем-то планирующее на годы и годы вперед.
Мы преодолели спуск по лестнице. Самое сложное было позади! Денис держался очень мужественно и уверенно.
А я болтала о всякой ерунде, чтобы отвлечь его от мысли, что мы двигаемся слишком медленно.
– А почему Лис? – спросила я. – Теперь-то можешь сказать?
– Лисицын, – коротко пояснил он.
Мы вышли из парадной, и Денис замер на крыльце, прищурив глаза. Постояв так с минуту, он добрался до скамейки.
Мы уселись, он дернул плечом.
– Довольна?
– Ага. – Я развернула бутерброды и подала ему.
Он нехотя взял. Но есть не стал. А я, не стесняясь, принялась за бутерброд. Сливочное масло и сыр, мягкая булка, я просто наслаждалась, подставив лицо ветерку.
Посмотрев на меня, Денис тоже откусил от своего бутерброда.
– Я бы сейчас маминой тушеной картошки с мясом навернула, – призналась я.
Он хмыкнул.
– Такая вкусная?
– Не то слово – божественная!
– И часто твоя мама ее готовила?
– Не-е, мясо же дорогое.
Денис помолчал, а потом протянул:
– А папаша у тебя при деньгах… Круто тебе с ним жить?
– Нет, вовсе не круто. Мне с мамой лучше, даже без денег. Она любит меня, а я ее. А отцу я никогда не была нужна, ни тогда, ни сейчас.
После некоторых раздумий Денис дожевал бутерброд и сказал:
– А может, нужна, только он сам еще не понял. И раньше не понимал, потому что не знал тебя.
Я всучила ему второй бутерброд.
– Чушь это все! Мне он даже не нравится. Такой напыщенный, вечно снисходительный умник. Я не нужна ему, а он не нужен мне – вот и все! Ну а твой отец, чем он занимается?
– Он журналист, всегда в командировках.
– А мама?
– Партнер в юридической конторе.
– Ты поэтому хотел поступить на юрфак?
– Нет, я собирался поступать в Лесгафт, как и Даня, мы хотели учиться вместе. Родители не одобряли, отец рассчитывал, что я пойду на журфак, а мать ждала, что я пойду по ее стопам.
– Ты выбрал мамин путь, – поняла я.
– Ничего я не выбирал. Просто соврал тебе.
– Любая ложь имеет под собой правду. Ты мог бы соврать, что учишься на журфаке, разве нет?
– Нет, после того как отец отказался от меня.
– Как это отказался?
– Когда выяснилось, что нормальным я уже не стану, он все реже появлялся дома, последний раз я видел его четыре месяца назад. – Он вздохнул и, выдавив улыбку, сказал: – А, к черту его. Он неудачник, который просто не умеет смотреть в лицо трудностям. Не смог смириться, что его сын калека, а жена – успешная женщина, которая содержит семью и в нем, в общем-то, не нуждается.
– Я и не знала, что у тебя…
– Все так сложно? – Он рассмеялся. – Да, Теф, как ты понимаешь, весить больше, чем хотелось, не самое страшное в жизни!
Я рассмеялась.
Мы ели наши бутерброды, беззаботно болтая, как прежде в Интернете. Только о дневнике, Лие и его брате мы не говорили, старательно избегая этих тем.
Так мы просидели до обеда и опомнились, лишь когда Дениса окликнули:
– Сынок! – Его мама стояла у парадной, потрясенно глядя на нас. Она подбежала к нам и так счастливо и растерянно посмотрела сперва на Дениса, потом на меня, что я не удержалась от улыбки.
– Вы не замерзли? А обедать не хотите? Может, сюда вынести что-нибудь покушать? Или плед? – тараторила женщина.
Похоже, она была так счастлива видеть сына на улице, что была готова, если он пожелает, вынести ему сюда даже тарелку с борщом.
– Мам, – засмеялся Денис, – ну не надо ничего.
– Знаете, я приглашу его обедать к себе, – успокоила я его маму. – Я вчера приготовила суп-пюре.
Я еще никогда не видела таких благодарных глаз, обращенных ко мне. Представляю, чего ей стоило больше года уговаривать этого упрямца жить дальше.
– Ну я пойду? – спросила мама у Дениса. Он кивнул, а когда она скрылась за дверью парадной, спросил у меня:
– Ты правда думаешь, что я пойду к тебе обедать?
– Конечно, я ведь завтракала у тебя!
– Ты сумасшедшая, Теф. Суп-пюре, серьезно?
Я повела плечом.
– У меня есть еще торт. Но если честно, отношения с тортами у меня сложные!
– Это еще почему?
– Пошли ко мне? Расскажу!
Он взял костыли и пообещал:
– Ну смотри, если твой рассказ окажется фигней, я раскритикую суп!
Я поднялась со скамейки.
– Ты раскритиковал меня… критику в адрес супа я точно переживу!
Он двигался на костылях, чуть позади меня, тяжело сопя. Но мою помощь, предложенную ему, категорично отверг. Чертов гордец.