Дневник посла Додда

Хозяин не знал, кто мы такие, и, разумеется, говорил по-немецки. Поскольку он был всерьез озабочен, разговор носил очень трогательный характер.

Мы поехали дальше через Штутгарт, не остановившись там. В Байрёйте, Нюрнберге и Штутгарте не было никаких признаков безработицы или нужды. В Констанце же мы наблюдали явные следы экономического упадка. Например, все гостиницы там были закрыты, хотя следует учесть, что сейчас не сезон – по-настоящему они работают только летом.

Понедельник, 29 октября. При въезде во все города мы видели лозунги: «Keine Juden erwunscht» («Евреи нам не нужны»), «Juden sind unser Ungluck» («Евреи – наше несчастье») и другие, иногда составленные со злобной издевкой. В Эрфурте все свидетельствует о процветании, в знаменитом городе Веймаре, связанном с именем Гёте, ощущается все та же усиленная промышленная активность. Мы проехали через Биттерфельд, где находится большой завод, производящий военное снаряжение: там дело идет полным ходом, трубы дымят вовсю, а огромные заводские корпуса ярко освещены сверху донизу. В Виттенберге, в ресторане маленькой гостиницы, почти все столики были заняты: здесь крупный завод отравляющих веществ предоставляет людям работу и придает городу Лютера весьма оживленный вид. На стенах в старой гостинице висят портреты Гинденбурга и Гитлера одинаковой формы и величины, а также третий портрет поменьше – доктора Геббельса. Я спросил коридорного, почему нет портрета генерала Геринга. Он с усмешкой отвернулся от меня.

От Виттенберга до Берлина мы добрались за два часа – это была очень приятная ночная поездка. Всего мы находились в пути четыре дня. Нам обоим путешествие обошлось в двести марок, не считая бензина, который мы покупали в кредит, как обычно делают дипломаты; счета на него будут присланы в Берлин.

Вторник, 30 октября. Мой трудовой день, как обычно, начался в половине десятого. Сотрудники посольства и служащие пришли позже меня. Они считают, что дипломат не должен являться в посольство раньше половины одиннадцатого или одиннадцати, а служащие и машинистки приходят к десяти. Такой точки зрения придерживаются главным образом американцы, служащие в Берлине. Французы и англичане обычно начинают работу в девять и расходятся по домам в шесть или в семь часов вечера.

В полдень мне нанес официальный визит по всей форме новый русский посол Яков Суриц, человек очень достойного вида, безукоризненно одетый и с прекрасными манерами – в этом смысле он очень похож на французского посла. Мы почти целый час беседовали по-немецки на экономические темы.

Четверг, 1 ноября. В полдень пришел профессор Коур. Он почти не изменился, но стал гораздо нетерпимее к нацистскому режиму, чем летом 1933 года. То, что он рассказал, свидетельствует о росте враждебности к Гитлеру в Германии. День или два назад он сидел в вестибюле одной гостиницы, ожидая друга, с которым боялся увидеться у него на квартире. Рядом сидели две женщины, которые вязали, отдыхая после завтрака. Одна из них сказала:

«Знаете, они убили моего племянника». Другая, по-видимому, нисколько не удивилась, но лицо ее выразило глубокое возмущение.

Коур рассказал, что в Гамбурге, в одной закусочной, люди так открыто выражали свое недовольство, что ему пришлось уйти, иначе его могли счесть их соучастником. Тем не менее Коур намерен читать курсы лекций в германских университетах по вопросам культуры, и ему обещана полнейшая свобода. По его словам, Гитлер сообщил ему, что намерен присутствовать на его первой лекции в Мюнхене.

Сегодня ко мне во второй раз приходил доктор Георг Солмсен, один из богатых немецких евреев, который долгое время был президентом германского эмиссионного банковского общества. Год назад, вскоре после того как я выступил в Торговой палате, он пришел и довольно подробно рассказал мне свою печальную историю. Сейчас он как будто несколько примирился с гитлеровским режимом и хотел бы провести месяц в Нью-Йорке, Чикаго и Вашингтоне. Поскольку он очень хорошо знает финансовое положение в Европе, я дал ему рекомендательные письма к Генри Моргентау-младшему и к Дэниэлу Роуперу. Он сказал, что часто встречается с доктором Шахтом, и я подозреваю, что истинная цель его поездки – успокоить американских евреев. Что ж, пусть он сам убедится, как оба Моргентау, отец и сын, нетерпимы к теперешнему германскому режиму.

В шесть часов я нанес ответный официальный визит советскому послу Сурицу. Он непринужденно рассказывал об экономической жизни России, и, слушая его, я заподозрил, что русские ведут переговоры с Гитлером, хотя нацисты и ненавидят их. Мне кажется, Гитлер не прочь заключить пакт с Советским Союзом наподобие того, который он заключил с Польшей, главным образом чтобы припугнуть французов. Буду внимательно следить за этим.