Дневник посла Додда

Как только поезд пересек Одер и очутился на немецкой территории, скорость его удвоилась. Деревни были аккуратные и чистенькие, города – опрятные, а люди на железнодорожных станциях – оживленные и хорошо одетые. Нигде не было видно ни грязи, ни отрепьев. Да, разницу нельзя не заметить. Скоро стемнело, а в полночь поезд остановился у перрона большого вокзала на Фридрихштрассе в Берлине. Я был рад вернуться домой. Поездка, однако, оказалась очень поучительной.

Среда, 8 августа. Сегодня за завтраком у нас завязался короткий разговор, который служит примером того, какие беседы могут вести люди в узком кругу. Когда речь зашла о европейских долгах, Виганд сказал:

Он вложил в германские облигации сбережения, накопленные за всю мою жизнь. Вот уже многие годы я не получаю по ним ни одного доллара и не жду больше ни цента.

Никто не откликнулся на это, а Виганд, немного помолчав, добавил:

В Европе есть две страны, которыми я восхищаюсь и сравниваю их, когда речь идет об уплате долгов, – это Англия и Финляндия.

Англия недавно заявила, что и не подумает платить проценты по займу в четыре миллиарда долларов, предоставленному ей Соединенными Штатами, а Финляндия почти одновременно с этим полностью уплатила по своим обязательствам.

Этот разговор был весьма щекотлив для моего друга сэра Эрика, и, когда все за столом замолчали, я сказал:

Господин фон Виганд, как вы можете в присутствии английского посла сравнивать такую великую державу, как Британская империя, с такой маленькой страной, как Финляндия?

Все рассмеялись, и сэр Эрик тоже добродушно улыбнулся. Никто больше не развивал это сравнение, но всем была понятна суть дела: одни страны Европы не намерены платить, а другие делают все возможное, чтобы уплатить долги Соединенным Штатам, которые в 1917–1918 годах предоставили союзникам заем на 11 миллиардов долларов, чтобы помочь им спастись¹¹.

Было сказано еще многое в том же духе, но я не могу записать это сейчас в свой дневник. Культурные люди здесь все время ведут себя так странно!

Четверг, 9 августа. По просьбе раввина Лазарона из Балтимора ко мне в посольство пришел Макс Уорберг, известный гамбургский банкир, брат Феликса Уорберга из Нью-Йорка. В прошлом году у него было много неприятностей, и это оставило на нем свой след, а теперь ему грозит смерть, если его взгляды станут известны германским властям.

Он пробыл у меня около часа. По его мнению, раввин Уайз и Сэмюэль Унтермайер из Нью-Йорка, подняв шумиху, причинили большой вред евреям как в Германии, так и в Соединенных Штатах. Он сказал, что Феликс Уорберг разделяет его мнение. Оба они глубоко сочувствуют усилиям полковника Хауза, который стремится ослабить еврейский бойкот и сократить число евреев, занимающих ответственные посты в Соединенных Штатах.

Я был рад откровенно побеседовать с этим человеком. Уходя, он сказал, что сомневается в разумности действий Джеймса Макдональда в Лозанне. У меня такое сомнение возникло с самого начала. Уорберг высказал мнение, что Лазарон, мирно живя в Берлине, мог бы оказать на германское правительство большее влияние, чем Макдональд, и я с ним совершенно согласен. Тот, кто берет за такое дело крупное вознаграждение у людей, которые жертвуют деньгами, чтобы облегчить страдания ближних, не способен убедительно воздействовать на других жертвователей, а Макдональд часто обнаруживал такую самоуверенность, что, я боюсь, эти его черты теперь слишком хорошо известны в берлинских официальных кругах.

Как редки люди, действительно думающие о той пользе, которую они могут принести, занимая высокий пост! Разве большинство чиновников не думают гораздо больше о том, какие они великие люди и как их должны ценить, чем о реальной действительности? За последний год я видел здесь стольких мужчин и женщин весьма средних способностей и знаний, которые только и делают, что важничают да истощают и без того скудный национальный бюджет, что мне очень хочется уехать отсюда и в Соединенных Штатах публично объяснить причину своего отъезда.

В час дня пришел американский эксперт по жилищному строительству, который изучает постановку этого дела в Европе. Он был в Риме, и Муссолини буквально покорил его. Потом он поехал в Вену, чтобы ознакомиться там со строительством домов после мировой войны, после чего побывал в Москве, интересуясь, как там идет жилищное строительство. Еще ничего не видев в Германии, он стал горячим поклонником здешних порядков. Он рассказал кое-что интересное о своей работе в области строительства и общей постановке дела в Соединенных Штатах, но его, как видно, совсем сбили с толку. О том, насколько он умен, красноречиво свидетельствует то, что он безоговорочно считает Гитлера великим государственным деятелем. Я не пытался разубеждать его, но спросил:

– Что вы скажете о «государственном деятеле», который убивает своих противников?

Вопрос этот немного смутил его, но не дошел сколько-нибудь глубоко до его сознания.