Дневник посла Додда

Ввиду новых нападок со стороны Гитлера и Геринга на все демократические и парламентарные правительства мы обсудили вопрос о том, не следует ли со временем заявить протест. Франсуа-Понсэ не мог предложить ничего конкретного. Я намекнул ему, что он, английский посол и я, вероятно, должны одновременно просить о своем отзыве из Германии, если нападки и обвинения в заговоре повторятся. Он не принял на себя никаких обязательств. Мне же начинает казаться, что пора нам выяснить, как смотрят наши правительства на такие согласованные действия. Если сделать это умело, можно таким образом на время отсрочить войну.

Затем все мы сели в лодку и провели час на Ванзее. День выдался удивительно холодный для августа. У меня не было пальто, и я завернулся в большую красную шаль, а мадам Франсуа-Понсэ сказала, что ей хотелось бы сфотографироваться. К счастью, в лодке не было фотографа, и я был избавлен от этой необходимости. Наконец, мне удалось вежливо откланяться, и я с радостью вернулся домой, где мог отдохнуть спокойно.

Понедельник, 20 августа. Господин Геке из Рейхсбанка принес мне любопытную брошюру, недавно изданную в Германии; она написана одним философом, который характеризует всю немецкую философию от Иммануила Канта до Фридриха Ницше лишь как введение к социальной философии, лежащей в основе нацистского режима. Во второй части брошюры кратко излагаются социальные взгляды Гитлера и его политические цели; в третьей части анализируются деятельность и цели Рузвельта. Послушать автора и чиновника банка, который принес мне эту брошюру, – так у Гитлера и Рузвельта одни и те же идеалы и цели, которые не расходятся с общей линией развития немецкой философии от Канта через Гегеля к Ницше.

Геке всерьез упрашивал меня послать брошюру президенту. Он был наивен, как и все. Тем не менее я согласился послать эту нелепую брошюру в государственный департамент, но выразил опасение, что мистер Рузвельт не сможет ее прочесть. Подумать только, такой человек, как этот Геке, занимает высокий пост в германском Рейхсбанке!

Приходил мистер Фрэнсис Хикман из Нового Орлеана. Он хочет встретиться с Гитлером, но я не намерен хлопотать об этом, тем более, что канцлер сейчас в Баварии. Я немножко проехался насчет Хью Лонга¹², «луизианского Гитлера». Как мне показалось, Хикман и впрямь не прочь бы иметь в Америке что-то вроде диктатуры. Возможно, мне все же следовало устроить ему встречу с германским диктатором, чтобы он потом опубликовал отчет о ней в Соединенных Штатах и увидел, каковы будут отклики.

Среда, 22 августа.

Сегодня мы всей семьей, в сопровождении бургомистра, который был настолько любезен, что заранее прислал нам билеты, побывали в Обераммергау на знаменитой «Патетической драме». Бургомистр, встречая на улице знакомых, все время отдавал гитлеровское приветствие. Мы сидели все вместе на специально забронированных местах, но, я думаю, немногие из наших соседей знали, кто мы такие.

На утреннем спектакле нам показали сцены из жизни Христа, пророчества Ветхого завета, а также то, что христианские церкви всегда считали связующим звеном между Ветхим и Новым заветом. Среди присутствующих я не видел ни одного еврея. В роскошном зале было шесть тысяч зрителей. В том конце, где расположена сцена, стены не было, и нашим глазам открывался чудесный вид на горы. Это было замечательное зрелище.

Главную роль играл Ланг, сын того самого Ланга, который лет тридцать назад обработал пьесу и придал ей ее теперешний вид. Семейство Лангов – хозяева города Обераммергау, где насчитывается три тысячи жителей, получающих почти весь свой ежегодный доход с немцев и иностранцев, которые приезжают сюда посмотреть трагедию о Христе. По-моему, Ланг – превосходный актер, и хор, который эффектно поет или декламирует интермедии, оставляет сильное впечатление.

В два часа дня мы снова заняли свои места в просторном зале, и трагедия медленно продолжалась, двигаясь к своей кульминации – предательству Иуды, суду над Христом и ужасной сцене распятия, в которой судившие его карабкались по лесенкам к распятым мученикам и били их перед смертью. Когда Христос предстал перед разъяренным еврейским судом, какой-то хорошо одетый немец с торжественным видом сказал мне: «Es ist unser Hitler»[7]. А когда мы выходили из театра, Ида Хорн – моя дальняя родственница, сидевшая в другом конце зала, сказала мне: «Когда Иуда получил свои тридцать сребреников, женщина, сидевшая возле меня, воскликнула: „Es ist Roehm!“»[8]. Я подозреваю, что половина зрителей, т. е. все немцы, которые были в зале, считают Гитлера германским мессией.