Дневник. Том 1

в 1887 году группой молодых писателей так называемого «Манифеста

пяти», направленного против Золя. Авторы «Манифеста» возмущались

«грубостью» Золя и, не называя прямо имен, противопоставляли ему

Гонкуров и Доде. Были основания предполагать, что Гонкур причастен

к составлению этого документа, хотя сам он это отрицал. Действительно,

30

к Эдмону Гонкуру лепились в то время молодые литераторы, отходившие

от реализма.

Запечатленная в «Дневнике» Гонкура история его отношений

с Золя — не только интересный биографический эпизод. В ней отрази

лись принципиально важные для развития французской литературы

обстоятельства. Эдмон искренне не мог понять, почему предельно прав

дивое, как он верил, творчество братьев Гонкуров не имеет такого же

шумного успеха, хотя они всегда были даже более последовательными

натуралистами, чем вождь школы — Золя. Между тем как раз в этой-то

«последовательности» и заключалась беда Гонкуров. Не было случайно

стью и то, что молодые представители зарождавшегося антиреалисти-

ческого движения более благосклонно относились к Гонкурам, чем

к Золя. В творчестве Гонкуров они находили некоторые созвучные себе

мотивы. То, что у Гонкуров лишь намечалось, но вытекало из их худо

жественной системы, писатели «конца века» развили впоследствии, еще

больше оторвав литературу от общественной жизни, сосредоточившись

на субъективном и подсознательном.

Эдмон Гонкур допускает в «Дневнике» выпады против своего млад

шего современника, великого реалиста Мопассана. И тут в основе лежат

принципиальные, творческие разногласия, хотя они и приобретают при

вкус личной неприязни. В предисловии к своему роману «Пьер и Жан»

(1888) Мопассан высказался против манерности стиля Гонкуров. Эдмон

Гонкур ответил в «Дневнике» раздраженной репликой, заявив, что стиль

Мопассана не имеет своего лица. Гонкур весьма гордился своим собст

венным стилем, который называл «артистическим письмом». Действи

тельно, усложненный стиль Гонкуров, для которых характерна длин

ная, вязкая фраза, с редкостными эпитетами, жаргонными словечками,

подслушанными в живом разговоре, неологизмами и профессиональными

терминами, как нельзя более подходила для задач, поставленных

братьями в их творчестве. Мопассан не мог одобрять этот стиль, как и всю

гонкуровскую эстетику. Но и Гонкур не просто дал волю своему раздра

жению. Он, в свою очередь, не мог принять простоты и ясности, которых

сознательно добивался Мопассан. В «Дневнике» сквозь живые отноше

ния между людьми просматривается самый ход литературного процесса.

Когда Гонкуры работали над романами, их всегда тяготили те черты

этого жанра, без которых он, однако, не может существовать: сюжет,

композиция, авторский вымысел. Им казалось, что все это противоречит

правде жизни, а следовательно — и правде искусства, как они ее пони¬

мали. Они стремились вырваться из всех этих «условностей» и вырва

лись — в «Дневнике». Здесь ограниченность гонкуровского реализма дает

себя знать меньше всего именно потому, что «Дневник», в котором как

бы развиваются принципы, разработанные Гонкурами для романа, на

самом деле не роман, и требования, предъявляемые к реалистическому

31

роману, к нему неприложимы. Автор дневника связан действительными

фактами, в его задачу не входит отбор, типизация, творческая пере

плавка материала. Типичность может возникать, конечно, и в этом слу

чае, но лишь стихийно, лишь в той мере, в какой типичны явления,

попавшие в поле зрения автора. Документальность, сковывающая в ро

мане воображение художника, здесь вполне уместна; отсутствие кон

струкции, которая в реалистическом романе дает возможность вскрывать

внутренние связи действительности, оправданно, поскольку самый жанр

дневника подразумевает передачу «естественного» течения жизни. Вме

сте с тем яркое писательское дарование Гонкуров позволило им сде

лать «Дневник» не только памятником литературной жизни их дней, но

и заметным явлением самой литературы.

Нет ни возможности, ни необходимости воспроизводить весь текст

«Дневника» в русском переводе, предназначенном для широкого круга

советских читателей, ибо, не говоря уже о гигантском его объеме, мно

гое в нем утратило интерес, да и в тот самый момент, когда писалось,

было лишено значительности. Нередко записи не вносят ничего сущест

венно нового по сравнению с сообщенным ранее, многие из них одно

типны.

В предлагаемом читателю двухтомном издании сделана попытка

выделить наиболее содержательные, ценные в историческом, идейном

и художественном отношении записи, отобрать самые характерные их

образцы. В сокращенном тексте художественные достоинства «Днев

ника», его значение панорамы литературной жизни Франции второй

половины XIX века выступают с еще большей отчетливостью.

Советский читатель отнюдь не обязан принимать ложные выводы,

следующие из эстетической системы Гонкуров, соглашаться с тем, что

документальная запись — это высший из всех мыслимых видов литера

туры. Но он оценит по достоинству интереснейший исторический и исто

рико-литературный материал «Дневника», его высокие художественные

качества. Россыпь мыслей и наблюдений, живые картины быта и нравов