Дневник. Том 1

Очень хорошо. Но нужно самой прочесть, т. к. уж очень хорошо он читает. Не слишком ли это протокольно и не слишком ли мало живой человеческой жизни? Опасно брать героем гения, непосильно.

«Война и мир», «Арап Петра Великого», «93 год»[463] – на фоне маленьких людей ярче выступает силуэт гения.

Были Лев с супругой, крашеной, жеманящейся львицей, Лаганский, вши на теле русской литературы, хуже: черви на ранах России. Не выношу.

1 апреля. Толстой сейчас заходил, и они пошли гулять с Юрием. Вчера он с Шишковым были у Островского (три ромба), и там было несколько военных; Урицкий (три ромба), командующий армией, провел несколько лет в Берлине, в Академии Генерального штаба, и очень хорошо рассказывал о нравах в армии. Сейчас там производится усиленная фашизация армии, тогда как перед этим командный, аристократический в большинстве случаев, состав был русофильски настроен. Новый главнокомандующий Шмидт, большая умница и очень талантливый, на летних маневрах ездил по Восточной Пруссии: там бедность, нищета. Шмидт сказал: «Разве здесь возможно мелкое хозяйство? Мы тут сделаем колхозы. Мы убедились, что ваше администрирование самое правильное, оно уже проверено, мы сделаем то же, но с империализмом и частной собственностью. Мы будем опираться на мелкую буржуазию».

«Это, конечно, ерунда, – расхохотался А.Н., – они все сделают по нашему рецепту, а потом их пошлют к чертовой матери».

А не наоборот ли?

Вчера Люся и Юрий Андреевич рассказывали. Когда беременная Гуля Фрице ходила на консультацию, у нее взяли полный большой шприц крови и так же и у других (одна крайне истощенная беременная умоляла, но тщетно, чтобы ее избавили от этого), не для того, чтобы исследовать именно их кровь, а для нужд больницы. Гулин маленький племянник лежал в больнице, его мать пропустили к нему только под условием, что она даст известное количество крови! И это практикуется сплошь и рядом.

27 апреля. Жизнь безжалостна и жестока, а человек так одинок, так несчастен. Как часто я думаю о папе и только теперь вполне понимаю, как ему тяжело жилось. Мы его обожали и все-таки уехали из дому, а он ведь только нами и жил, мама ему радостей не давала. Потеряв Алену, я поняла, как он страдал по Наде. Мне становится почти дурно, когда я, глядя на Аленушкину карточку, на милое веселое личико, вижу перед собой ее же мертвую, ее вытянувшиеся длинные ножки, склоненную набок головку. Этого не забыть, с этим нельзя примириться, этому невозможно поверить. Бедный папа, когда он увидал свою утонувшую Надю, – тоже, верно, никогда не смог забыть этого. После его смерти в его бумажнике я нашла цветы из венка с ее могилы, ее волосы, карточки. Я это храню. Никогда с нами он не говорил о ней, – я Надю не помнила, Вася родился позже. Оттого-то папа так болезненно любил Васю, и я никогда, никогда не ревновала. Я слишком любила папу. Когда в 1905 году, после Цусимы, «Аврора», на которой был Вася, пропала без вести, я была в отчаяньи. Жила я тогда в Лозанне, Леля уехала в Россию, я долечивала ногу у Ру, жила в пансионате в Forêt de Lovobelui. Я целые дни плакала, глядя на Васину карточку. Если он погиб – это ужасно, но папино отчаяние – это мне казалось еще ужаснее, я знала, что он не сможет пережить Васиной смерти. С момента выхода эскадры Рождественского из Либавы папа заболел и проболел до Цусимы, т. е. до Васиного возвращения.

Я плакала и молилась, молилась о том, чтобы Господь послал на меня все несчастья, но спас бы Васю. И молитва моя была услышана и исполнена в полной мере. Васина жизнь была безбурна, удачлива, счастлива. А моя?

Я не ропщу. Я не имею права роптать.

Я плачу, плачу и утешаю себя только тем, что недолго осталось жить. Укрепить Васю физически, может быть, он станет более жизнерадостен. Чем жить так, лучше умереть. Я затеваю сейчас опять кукольный театр, чтобы не думать и, кроме того, чтобы освободиться от Юрия. [Аленушкиной смерти я не прощу никогда.]

Неужели же у меня никогда не будет средств сделать Алене памятник? Как бы хотелось поставить над ней такой храм, как у Орловых-Давыдовых. Белый, чистый, античный, чудесный. И самой спать под ним вместе с Аленой вечным сном.