Дневники. Я могу объяснить многое

Не стану описывать подробно, какие усилия я предпринимал для того, чтобы довести свой проект до конца, но все было безуспешно, поскольку репутация моя сильно пострадала (Морган приложил к тому руку), и все мои разъяснения не могли перевесить того обстоятельства, что сам Морган счел мой проект бесперспективным. Но в 1912 году у меня появилась надежда. Некоторое время мои разработки турбинных двигателей[147] финансировали Хэммонды, отец и сын. Точнее говоря, сын

[148], очень талантливый молодой человек, заинтересовался моими изобретениями, а отец давал деньги. Я не раз рассказывал Хэммонду-младшему о «Мировой системе». Он интересовался ею и соглашался со мной в том, что этот проект имеет большое будущее. Несколько раз он пытался уговорить отца профинансировать проект, но Хэммонд-старший колебался. Можете представить мою радость, когда весной 1912 года Хэммонд-младший сказал мне, что его отец готов профинансировать проект, только прежде он хочет встретиться с Морганом. Это было разумно, потому что Морган формально оставался в деле. Встреча состоялась, но чем она закончилась, я не знаю. Могу предположить, что Морган или отговорил Хэммонда-старшего от участия в моем проекте, или надавил на него, чтобы тот отказался. После встречи оба Хэммонда резко оборвали общение со мной. Согласно договоренности между нами, они должны были дать мне на работы по созданию турбинных двигателей 28 000 долларов, но до того момента, как наше общение прервалось, я получил только 18 000. На звонки отвечали посторонние люди, на письма не отвечали вообще, за исключением одного случая, когда мне написал брат Джона-младшего Харрис. Он упрекнул меня в задержке создания турбины! Хорошее дело! Мне не дают денег на завершение работ и меня же упрекают в том, что работы не завершены! Если бы я не знал от Джона-младшего, что его брат Харрис – трезвенник, то я бы решил, что он писал письмо мне, будучи пьяным. Когда бы я ни явился в контору Хэммонда-старшего, я всегда слышал одно: «Босса нет и сына тоже нет». Унижаться до того, чтобы подстерегать их у входа в контору, мне не хотелось. Я истолковал происходящее как прекращение нашего сотрудничества. Виновником этого я считаю Моргана. Хэммонд-старший колебался несколько лет, прежде чем решиться финансировать мой проект. Решения, принимаемые столь не сразу, обычно бывают твердыми. Кто, кроме Моргана, мог его отговорить? Морган не хотел участвовать в моем проекте, но и не хотел допускать к нему других дельцов.

Морган умер в апреле 1913 года. После его смерти я предпринял последнюю (и тоже безуспешную) попытку найти финансирование для «Мировой системы». Остается надеяться только на то, что мой замысел будет реализован следующими поколениями.

Турбины. Переговоры с адмиралом фон Тирпицем[149]. Морган-младший

[150]

Моя первая силовая установка, которую я подарил самому себе на 50-летие, опробовав ее 10 июля 1906 года, весила 30 фунтов и развивала мощность в 30 лошадиных сил. Три лошадиные силы на фунт веса были очень хорошим показателем для того времени, но я стремился довести это соотношение до 20/1. Мои турбины были безлопастными. Из-за отсутствия лопастей я надеялся свести к минимуму потери энергии. К сожалению, мне так и не удалось довести эти работы до конца, то есть создать образец, который пошел бы в производство. Причин тому было несколько: недостаточное финансирование, отсутствие прочных сплавов, предвзятость наших дельцов, для которых привычное и малоэффективное дороже непривычного и высокоэффективного. Но те, кто умел видеть перспективу, очень скоро заинтересовались моими турбинами[151]

.

В июле 1913 года ко мне явился посетитель, назвавшийся майором Шейдеманом. Он сказал, что прибыл из Берлина с поручением от военно-морского министра адмирала фон Тирпица. Со дня пожара в моей лаборатории прошло 12 лет, но эти годы не изменили моего отношения к немцам. В Соединенных Штатах я знаю многих достойных людей с немецкими корнями, но, во-первых, они американцы, а во-вторых, моя неприязнь к немцам, как к народу, старающемуся подняться за счет унижения других народов, не распространяется на отдельных людей. Я с удовольствием общался с немецкими учеными, но не желал иметь ничего общего с посланцем военно-морского министра. Так я и заявил Шейдеману.