Дневники, письма. Воспоминания современников

Самое верное дело – ценить человека по его отношению к работе, по тому вкладу, который он вносит в общий труд. (VI, 29)

Воспоминания современников

Андрей Блинов

Владимиру Чивилихину одинаково доступен публицистический и художественно-образный строй мышления, и это утверждает в нем творческую самостоятельность и активность характера. Там, где он ищет прямой и более короткий путь воздействия на психологию времени и ход общественных явлений, его выручает именно публицистика, а где наблюдаемое и выношенное за долгое время откладывается в памяти и выстраивается в систему взаимосвязей характеров, у него рождается художественная проза, такая же прицельно-сосредоточенная и непоседливо-активная.

Человек и природа… Когда говорят о Владимире Чивилихине, непременно вспомнят об этой вечной связи. Не вспомнить нельзя – он живет этим точно так же, как дышит воздухом. У него, как, скажем, у художника-живописца, мыслящего цветом, есть второе зрение, свое – он мыслит природой. Для него она не просто среда обитания, но и оселок, на котором оттачиваются душевные качества человека. И потому-то забота о лесе, о воде, о почве, о воздухе для него прежде всего забота о духовном здоровье человека – «царя природы». Как кощунственно обидеть мать, так кощунственно и обидеть природу. Кажется, у Чивилихина не высказана эта мысль так вот прямо, но глубинное течение ее всюду чувствуется. Вот почему, когда я его читаю, порой говорю с ним на вечные его темы, то в первую очередь ощущаю именно это: боль за человека. Но не ту боль, которая скорбью точит душу, а ту, которая вызывает ярость действия. Не поэтому ли для Чивилихина случаются тесными даже самые набатные страницы его публицистики, и он по-леоновски активно, так сказать, лично вмешивается в жизнь? Вспомним хотя бы его личное действие в создании заповедного Кедрограда, заинтересованное участие в разработке законов о природопользовании. Или то, что он самолично выращивает саженцы кедра под окнами своей дачи и охотно раздает их, а потом спрашивает с озабоченной нежностью: «Растут ли?» В свое время он и мне подарил такие кедрики-крохотули. Растут, растут твои кедры, Володя!..

Чивилихин-прозаик несет в себе сильный заряд публициста…

Именно публицистичность создает эту особенность творчества Чивилихина, которая прочно поставила его в ряд оригинальных, самобытных писателей. Публицистика стала прочным фундаментом его прозы, вооружила его своим особым методом исследования жизни, нашей истории, – соединив писательскую фантазию с логикой и ассоциативностью мышления. И трудно, пожалуй, отдать предпочтение одному из жанров в его художественном творчестве, составляющем нечто слитное, единое целое…

Вернусь к вроде бы случайно возникшему у меня термину «Ассоциативное мьшление», которое не чуждо писателю Владимиру Чивилихину. Какой-то один факт познания у него обрастает по закону ассоциации массой других, подсказанных ему предыдущим опытом. Так и складывается у него сюжет с активным участием его самого…

Владимир Чивилихин свободно говорит, что нравится ему и что не нравится – и почему. Он не брюзжит по мелочам, не захлебывается от восторга – по мелочам же. И учиться он умеет, и не про себя, ложно боясь уронить свой престиж, а вслух, откровенно…

Развитие у писателя художественного и научного мышления, сочетание их в творчестве не новость в наше время. Но такая разносторонность научных познаний, какую Чивилихин демонстрирует в своей публицистике, особенно в «Шведских остановках», вызывает у меня преклонение перед ним. Ведь не только охраною природы был занят он в Швеции, но и другими областями жизни и всегда проявлял высокую компетенцию. Развитие энергетики. Городское хозяйство. Автомобильная промышленность. Национальный вопрос (саами). По всем предметам высказаны свои интересные суждения, отличающиеся глубоким познанием…

Смел, горяч мой друг Владимир Алексеевич Чивилихин, вооружен знаниями, нетерпим к лженауке, если, подняв забрало, вышел поперед историков, чтобы защитить честь наших предков, и нас самих, и друзей наших из многих народов нашей родины…

В.И. Буганов, доктор исторических наук

Мне посчастливилось общаться с Чивилихиным, когда он работал над «Памятью» и издавал ее. Много было интересных разговоров с ним о древнерусской литературе. Он высоко ценил ее, тонко чувствовал. Летописи, сказания, акты… Он владел всем арсеналом Древней Руси.

Вспоминая беседы, встречи, я думаю, что Чивилихин в своем лице воплощал традиции древнерусской литературы. Характернейшая черта древних памятников – глубочайшее чувство историзма, патриотизма. Чивилихин обладал исключительным чувством историзма, исторического мышления. Он, как никто другой, счастливо сочетал в себе и литератора и историка-мыслителя. Все его работы проникнуты историзмом, широтой подхода к истории, проницательностью, мудрым взглядом на историю, на прошлое Отечества. Он тут превосходил многих из наших историков…