Дневники, письма. Воспоминания современников

Имея в виду сказанное, беру на себя смелость утверждать: человек, прочитавший «Память» или хотя бы очерк «Счастье открытий», не сможет уже глядеть на затерянный где-нибудь в захолустье, в Тотьме, например, или в Белозерске, полуразвалившийся храм, как на дармовой кирпич, пригодный для строительства коровника (такие факты мне известны). Он замрет в молчании перед таким храмом, и сердце высветит ему лики безымянных холопов, с ношами кирпичей взбегавших по крутым настилам наверх, к куполам, за которыми было уже само небо – величественное и непонятное…

И обязательно придет ему в голову мысль: «А вдруг этот храм ровесник Успенскому собору в Звенигороде – первому каменному памятнику архитектуры, возведенному на Руси после Куликовской битвы и сохранившемуся в изначальном виде?»

Именно так посмотрел впервые на звенигородский храм В.А. Чивилихин… И трудно не согласиться с его гипотезой, как и всегда у него в таких случаях, всесторонне мотивированной, научно обоснованной…

Не покидает его чувство хозяйской озабоченности и в минуты раздумий о нашей литературной смене. Не публиковавшееся до сих пор письмо в ЦК ВЛКСМ, написанное, видимо, накануне Всесоюзного совещания молодых писателей, красноречиво свидетельствует об этом. «Пишущий должен страдать за что-то такое, что заботит народ» – так он формулирует главную задачу, стоящую перед молодым писателем.

И мы знаем, что в этой формуле не умазаключение теоретика, а огромный опыт писателя. Без страдания, «без печали и гнева» (Н.А. Некрасов), без яростной одержимости, постоянной включенности в дела, которые «заботят народ», без любви к народу писателя нет и быть не может – вот что стоит за этой формулой. Сам он являл собой именно такой тип писателя, в котором читатель узнавал и признавал еще и общественного деятеля…

Сохранение кедровых лесов и уникального творения природы – Байкала, земли как главного богатства народа, памятников культуры, состояние литературной критики, организация книгоиздательского дела, патриотическое и экологическое воспитание молодежи и школьников – все это и многое-многие другое заботило его, заставляло снова и снова браться за перо, чтобы до конца исполнить долг Гражданина и Патриота своей великой Родины.

И еще. Если бы не Елена Владимировна Чивилихина, вдова Владимира Алексеевича, верный его друг, то многие и многие страницы, которые остались не опубликованными при жизни писателя, так бы лежали втуне и не увидели света. Она проявила, я бы сказал, ту же самую жилку исследователя, редактора, большого литературного работника. После смерти Владимира Алексеевича она издала несколько книг из произведений, не опубликованных при его жизни, в том числе новый, незаконченней роман «Дорога». Он был в том состоянии, что если бы не подвижнический труд Елены Владимировны, никто бы не смог разобрать и довести его до публикации. Это надо было очень любить, понимать и знать Владимира Алексеевича, чтобы провести ту работу, которую провела она.

Причем я должен вам сказать, смерть Владимира Алексеевича была неожиданной совершенно не только для нас, его друзей, но и для семьи, и конечно, Елена Владимировна не готовила себя к той роли, к той работе, которую ей приходится выполнять на протяжении всех этих лет. Вот такую работу, чтобы разобраться в архивах ушедшего писателя, причем внезапно ушедшего, буквально выполняет ну чуть ли ни целый исследовательский институт. Она все это делает одна, всех нас поражает своей подвижнической, еще раз повторю, работой.

* * *

Если Владимир Алексеевич имел дело с честным, добросовестным человеком, он отдавал ему всю душу безраздельно. Но он умел безошибочно разгадывать человека фальшивого, и если он замечал хоть малейшую ноту фальши в его поведении, он вычеркивал его из своих близких друзей, потому что он сам был кристально честным человеком, честным, мужественным.

* * *

Будучи сам человеком крупным, деятельным, целеустремленным, он и для своих произведений искал героев, подобных себе…

Острый ум, постоянная эмоциональная заряженность, железная логика в рассуждениях, энциклопедическая образованность делали его увлекательнейшим собеседником…

* * *

Чивилихин бывал всяким, бывал веселым, бывал, так сказать, озорным, но чаще всего был очень серьезным, очень вдумчивым, очень озабоченным и озабоченным не собственным благополучием, а благополучием родины, России, которой он принадлежал, как верный сын.

Олег Волков

Владимир Чивилихин наделен исключительной способностью видеть за мелочным, привычным фактом ускользающие от большинства последствия поступков и явлений, целую причинную цепочку, ведущую к широким обобщениям…

Убежденности его, пристрастности и всесторонних знаний достает на то, чтобы увлечь и убедить в первостепенной важности занимающих его проблем…

Сделанное им выдвинуло его в число наиболее острых, доказательных и авторитетных мастеров документальной прозы нашего времени.