Дневники, письма. Воспоминания современников

Сестра заплакала. Она рыдала. Лицо ее стало очень некрасивым. Мама плакала беззвучно, роняя на колени слезы, не подбирая их. Мама только один раз плакала в голос – когда хоронили отца. Сотни раз в детстве я видел ее слезы, и всегда вот так же они тихо катились на колени. Руки безвольно были опущены вниз.

– Что теперь делать, сынок? – спросила она. – Неужели мы останемся в этом подвале? Пропадем!..

– Идите отсюда, – спокойно сказал я Брую, хотя все у меня кипело.

– Я – что? Мне прикажут – я делаю. Начальство знает лучше.

– Идите отсюда – вы все уже узнали! – закричал я.

Тот выскочил пробкой.

– Ни черта, не пропадем! – Мама посмотрела на меня с сожалением. Зелен, мол, виноград, но и с надеждой.

– Собирайся Мария, – предложил я, – пошли в горисполком.

* * *

Полная нервная женщина что-то писала в блокнотике.

– Может быть вы посадите нас! – сказал я.

– Пожалуйста. Пожалуйста! – оторвалась она от блокнота и снова начала писать.

Мы сели с сестрой на стулья. Ждем.

– Вы кто такой? – спустя 5 минут спросила она.

Я ответил.

– Когда вы, т. Заборская, приехали в Чернигов?

– Жила здесь до войны. В 44-м году приехала опять сюда. В войну была в военных госпиталях. Довоенная квартира была занята областной прокуратурой. Мне дали по 18-го Березня, наверху, квартиру, занятую другой семьей, еще по немецкому ордеру. Эта семья оставалась там жить в маленькой спальне. Я с двумя детьми жила в проходной комнате. В 46-м году меня выселили в подвал.

– Начертите мне план квартиры, – попросила Журавлева.

– Вот комната, спальня, кухня, – говорил я, вычерчивая небольшой эскиз.

– Отбираем мы у вас квартиру – сказала неуверенно этот заместитель <…> – Эту Островским, эту еще кому-нибудь.

Я начал доказывать незаконность этого дела.

– А вы чего хлопочете? Вы всего два дня в Чернигове! – оборвала она меня.

– Ну и что же?

– Мы разговариваем с Заборской, а вы и ваша мать приехали неизвестно откуда, продали свое домостроение, должны были здесь купить!

Я вспомнил свою развалюшку в Тайге. Ведь денег хватило только на дорогу! Но как это доказать?

– Вы не граждане города Чернигова (т. е. я, моя мама, Борис и Надежда).

– Пришлем депутатов местного Совета, – успокоила она нас на прощанье.

* * *

На следующий день рано утром ночной сторож горисполкома принес сестре вызов на заседание. «Отберут», – горестно сказала она. «Не отберут, – сказал я, – а отберут, то и отдадут сами».

В несколько минут мы очистили этот подвал и поставив койку и стол наверх, в новую нашу (т. е. старую) квартиру, спросив разрешение у хозяйки, переселились под навес, во двор.

На заседание исполкома меня не пустили. Я заметил, как стыдливо опускали глаза председ. горисполкома и члены. Одна Журавлева знала точно линию поведения. Через две минуты Мария в слезах вышла из кабинета. «Отобрали!» – сказала она.

«Ордер отдала?» – тревожно спросил я.

«Нет, у меня он», – сказала она, плача. «Давай сюда».

Я взял ордер, который был выдан еще 17 мая, положил в карман, и с этого начался мой отпуск, мои каникулы.

* * *

– Мы вам оставили то, что вы занимали до 46-го года – сказал мне председатель горисполкома Сильченко назавтра. – Спальню отберем.

– Но тогда было трое, а сейчас нас 6 человек. Себя я не считаю.

– А мы вас четверых вообще не считаем.

– Как так?

– Да так. Становитесь в очередь за квартирами. С 49-го года надо было сразу подать заявление. Сейчас 1600 заявлений, – усмехаясь, сказал он.

– Вы поступили не только непринципиально, но и нарушили закон.

– Закон? Смотря по тому, с какой стороны на него посмотреть, видите ли?

– Нет, я не вижу, как это?

– Да вот столб, допустим, стоит. Вам надо пройти, а он стоит на дороге, перескочить его нельзя, а…, – он сделал окружий жест ладонью по столу. – Хе-хехе-хе! – засмеялся он, видя, что я в бешенстве приподнялся.

– Я заставлю вас выполнить закон! – заорал я, стукнув кулаком по креслу.

– Не пугайте – пужаные, – спокойно сказал этот подлец. – А если будете жаловаться – мы вас всех выселим, опять в подвал.

– Вы засиделись здесь, – вдруг тоже, став спокойным, сказал я. – Подниму все советские, партийные, юридические и печатные органы, но я добьюсь правды. Вас выбирал народ, вам доверили город, а вы подличаете, обходитесь с советскими законами, как подьячие в старые времена. По-моему, вы не только никудышный городской голова, но и человек – дрянь! – Я воспользовался тем, чем и он, говоря без свидетелей эти вещи. После таких оскорблений он совсем успокоился и как будто даже доволен ими остался. Мы распрощались.

– Я больше к вам не приду, – в дверях сказал я. – Но если не смогу добиться своего, т. е. правды, я возьму отсрочку на полгода от учебы, и все равно не бывать по-вашему. Таких столбов, как вы, валят сейчас.

Закрывая дверь, я услышал, как он наливал в стакан воды из графина, вода булькала и он тоже тихо смеялся.

* * *