Я продолжаю массировать шишку, вскочившую над правым глазом. От пульсирующей боли в этом месте у меня раскалывается голова. Не сомневаюсь, что от удара бровь вскоре опухнет так, что сузит мое поле зрения, и эта мысль сводит меня с ума. Оказывается, нет ничего смешного в том, чтобы не только на две минуты вырубиться на глазах у однокурсников в первый учебный день, но еще и врезаться головой в стену. Я смотрю на лениво ползущее по небу пышное облако желтовато-белого цвета, и мои мысли разом утихают. Облако сначала напоминает собаку, а затем лягушку. Выступы на поверхности моей импровизированной постели начинают врезаться в спину. Я перекатываюсь на бок, достаю из кармана телефон и несколько секунд держу его в руке. Откуда-то издалека до меня доносится какой-то приглушенный шум, потом хлопает дверца машины и слышатся торопливые шаги. Затем все стихает, кроме далекого шуршания автомобильных шин и мелодичного стрекота насекомых в траве. Вокруг меня бурлит невидимая жизнь.
Я набираю номер Джорджии.
– Карвер? Разве ты не должен сейчас быть на занятиях?
– Только не волнуйся, – говорю я, и мой голос дрожит.
– Не буду, но объясни, что происходит.
– У меня снова случилась паническая атака. – Я прямо вижу, как Джорджия борется с желанием ляпнуть:
– Черт! Ты в порядке?
– Гм.
– И конечно, ты позвонил мне, а не маме.
– Да.
– Ты сейчас где? У медсестры?
– На парковке.
– Понятно.
– Ищи белый пикап «Ниссан». Я лежу в кузове.
Она смеется, но смех тут же обрывается.
– Чувак. У тебя сегодня…
– Самый паршивый на свете первый учебный день.
– Я скоро приеду за тобой. Но придется поторопиться, меня ждет работа.
– Отлично.
Я разъединяюсь, потом лежу с закрытыми глазами, рассматривая калейдоскоп узоров на внутренней стороне век. Наконец рядом с пикапом останавливается машина. Я все еще лежу неподвижно, хотя и слышу, как открывается дверца. Я не могу рисковать, не зная точно, что это Джорджия, на сегодня с меня хватило оплошностей. Не хочется вылезти из кузова пикапа и наткнуться на незнакомцев, которые вызовут копов.
Слышатся шаги, и в окне появляется лицо Джорджии, темное, как и у Джесмин, на фоне яркого неба. Я вздрагиваю, хотя и ждал ее. Несколько мгновений мы смотрим друг на друга.
– Карвер, – тихо произносит она и протягивает руку к моей шишке.
Я морщусь и мягко отвожу в сторону ее руку.
– Не надо.
– Как это произошло? Ладно, расскажешь по дороге.
Я сажусь, дожидаясь, когда прекратится головокружение, потом с трудом выбираюсь из пикапа и плюхаюсь в машину Джорджии, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Потом вспоминаю, что забыл в пикапе пиджак, но возвращаться за ним нет сил. Я окончательно обесточен.
Джорджия сидит на водительском сиденье.
– Ты мой должник, чувак.
Я открываю глаза и недоуменно смотрю на нее.
– Почему ты набрасываешься на меня? Мои друзья погибли.
– Я не набрасываюсь. А ты больше не можешь прикрываться своими друзьями. Я пыталась убедить тебя обратиться за помощью, но нет… Что ж, поступим так. – Она достает телефон, пролистывает список контактов, набирает какой-то номер и подносит телефон к уху, одновременно выезжая с парковки.
– Кто ты, чтобы…
– Здравствуйте, это Лила Бриггс. Я хочу записаться на прием. – Она пытается подражать протяжному южному акценту мамы. При других обстоятельствах я бы лопнул со смеху. – Да, – продолжает она. – Хочу записать моего сына Карвера. К доктору Мендесу. Моя дочь Джорджия уже была у него. Ближайшее свободное время… хорошо… хорошо… отлично. Какая удача. Просто идеально. Завтра в десять утра.
– Джорджия… – тихо произношу я, но в моем голосе нет осуждения. Да, я признаю, что у меня проблемы. И все же она бросает на меня язвительный взгляд.
– Я поняла, отлично. Увидимся завтра… Вам тоже… До свидания. – Она заканчивает разговор и сосредоточивается на дороге.
– Джорджия.
– Не начинай. – Ее поначалу резкий голос смягчается. – Прости, но у тебя проблема. Да, бывает сложно признать, что тебе нужна помощь. Я это знаю. И потому я буду хорошей старшей сестрой и помогу тебе помочь самому себе.
– Я спятил?
– Спятил? Нет. Тебе слишком многое пришлось пережить и поэтому больно. А горе очень часто заставляет нас вести себя странно.
– Это произошло на глазах у всех, – тихо говорю я, глядя в окно. По моей щеке катится слеза, и я смахиваю ее тыльной стороной ладони.
Она протягивает руку и стискивает мою ладонь.