Пирс продолжает.
– Я ни в коем случае не разделяю позиции Адейр. Видеть, как ты страдаешь от правовых последствий обвинения, мне покоя не принесет. И все же, Карвер. Ты
Кровь стучит у меня в ушах, и я испытываю такое чувство, словно что-то тяжелое вот-вот обрушится на меня. И все же никаких позывов к откровениям, как было с Наной Бетси или с доктором Мендесом. Наоборот, я хочу рассказать ему о Билли Скраггсе. О Хиро Такасагаве. Нелепо. Я хочу себя защищать.
Я открываю рот, чтобы попытаться заговорить.
Пирс пристально и грустно смотрит на меня в зеркале.
– Ну?
– Я… Я не… Простите меня. Простите.
– М-да.
Я начинаю двигаться по направлению к двери.
Он поворачивается и смотрит мне в лицо, придвинувшись так близко, что я чувствую его металлическое дыхание, как будто он облизывал монеты. Его грусть расплавилась в бледно-синем пламени.
– И еще кое-что. Довольно очевидно, что вы с Джесмин сблизились – куда больше, чем было бы возможно, если бы моего сына не убили. И я не имею права говорить кому-либо из вас, как поступать. Но я очень не хотел бы когда-нибудь увидеть или услышать о том, что ты сошелся с подругой моего мертвого сына. Потому что, как минимум, ты не должен извлекать какой-либо пользы из его смерти.
Голос Пирса напряжен от какого-то чувства, которое я не могу определить словом. Может, у этого чувства и нет названия.
Он не ждет ответа, а разворачивается и уходит.
И что-то тяжелое обрушивается со шкафа. Ощущение, что я заживо погребен под толщей речного льда, охватывает меня, как гигантская стальная пневматическая клешня. Я качаюсь на ослабевших ногах и хватаюсь для опоры за раковину.
Ноги подкашиваются. Кости и мускулы превращаются в желе. Я опускаюсь на грязный (очень надеюсь, что это только грязь) пол, опираясь на кабинку. И буквально молюсь, чтобы никто не вошел и не увидел меня в таком состоянии.
Несколько минут спустя я слышу, как кто-то осторожно чуть приоткрывает дверь.
– Карвер? – Это Джесмин.
– Да? – слабо отзываюсь я.
– Как… ты там? Все в порядке?
– Эм… –
– Почему-то, – говорит Джесмин умышленно громким голосом, – эти туалеты напомнили мне первый день школы.
Сейчас я не особенно быстро соображаю, но все же понимаю, о чем она говорит. Мне тоже.
Слышу, как Мелисса что-то говорит Пирсу. Возможно: «Он был в порядке, пока вы вдвоем туда не зашли. Зайди внутрь и посмотри, что случилось». А Пирс, наверное, отвечает: «Ой, да ладно, Мелисса. Ничего с ним не случится. Размышляет в одиночестве… о чем-то».
Я пытаюсь встать, но снова оседаю.
– Ты там один? – спрашивает Джесмин.
– Ага.
– Ты… в пристойном виде?
– Ага.
Дверь открывается, и в туалет входит Джесмин. Ее взгляд полон сочувствия, она быстро подбегает ко мне.
Мне даже удается изобразить смешок.
– Пытаюсь побить рекорд первого дня в школе.
– Ну, – говорит она вполголоса. – ты променял разбитую голову на грязный пол в туалете городского парка.
Я рад, что она не велит мне дышать. Мой растущий опыт панических атак говорит мне, что это редко бывает полезным советом, так как перспектива не дышать меня не радует.
Она помогает мне встать на ноги и держит за локоть, пока я опираюсь на раковину, опустив голову. У меня получается сделать пару глубоких вдохов. Внезапно появляется образ Хиро, парящего над землей в своей крылатой машине. Странно, но это успокаивает. Сердцебиение замедляется, а черные пятна перед глазами исчезают.
– Ух… Это было жестко.
– На дне прощания с Блейком с тобой тоже такое случилось?
– Нет.
– Что он тебе тут сказал? Или ты не хочешь рассказывать?
– Мне не хочется об этом говорить.
– Попробуешь выйти отсюда?
– Давай через пару минут?
Она кивает.
– Расскажешь что-нибудь смешное? – спрашиваю я.
– Я сказала маме, что ароматическая свеча, которую она недавно купила, пахнет как красивый дедушка. Мне это показалось смешным.
Я улыбаюсь.
– Так и есть.
Через пару минут я уже в состоянии идти без помощи. Влажный свежий воздух пахнет, как начало всей жизни, после такого количества времени, проведенного в туалете. Мы молча идем к машине. Пирс на меня не смотрит, и не то чтобы я этого очень хотел. Мелисса, видимо, догадывается о том, что случилось, и возможно, даже в деталях.
Домой возвращаемся почти в полной тишине.