До самого рая

Она пошла на кухню, а я не спускал с нее глаз. Я никогда не видел матери красивее ее; она была так красива, что если бы я встретил ее при других обстоятельствах, мысль о ее материнстве мне вообще никогда не пришла бы в голову. Темно-русые волосы были собраны в пучок на затылке, кожа отливала темным золотом – светлее, чем у меня, но темнее, чем у ее сына; на ней было откровенное по тем временам платье из розового хлопка с белыми лентами на рукавах и на вороте и широкой юбкой, которая колыхалась вокруг ее ног при каждом шаге. От нее шел вкусный запах жареного мяса, за которым угадывался аромат цветка гардении, приколотого за ухом, и она не шагала, а кружилась по своему домику, как будто это дворец, огромный и чарующий.

Только когда она сказала, что хорошо бы я остался поужинать, я посмотрел на круглые часы над раковиной и понял, что уже почти полшестого, а я сказал Мэтью и Джейн, что вернусь в полпятого, – мне и в голову не могло прийти, что я так задержусь в гостях у другого мальчика. Я почувствовал, как на меня накатывает беспокойство, а это часто случалось, когда я понимал, что сделал что-то не так, но миссис Бишоп сказала, чтобы я не волновался, а просто позвонил домой. Трубку взяла Джейн, и, мне кажется, у нее отлегло от сердца. “Мэтью сейчас за тобой приедет, – сказала она, не оставив мне никакой возможности спросить, нельзя ли остаться поужинать (хотел ли я этого – другой вопрос; я не знаю). – Будет через десять минут”.

– Мне надо домой, – сказал я миссис Бишоп, положив трубку, – простите. – И она опять мне улыбнулась.

– Ну останешься в следующий раз, – сказала она. Когда она говорила, она как будто чуть-чуть напевала. – Мы будем рады, правда, Эдвард? – И Эдвард кивнул, хотя он уже передвигался по кухне вслед за матерью, вынимая еду из холодильника, и как будто забыл о моем существовании.

Прежде чем уйти, я вынул из своего ранца банку мангового варенья.

– Это вам, – сказал я. – Она – я знал, что не надо уточнять, что “она”– домработница, а не моя мать, – сказала, что можно отдать мне банку, когда вы все съедите, и она снова ее наполнит в следующий урожай. – Но тут я вспомнил про дерево у крыльца и почувствовал, что сказал глупость, и хотел было извиниться, но миссис Бишоп снова меня прижала к себе.

– Мое любимое, – сказала она. – Поблагодари, пожалуйста, маму. – Она засмеялась. – Может, попрошу, чтобы она мне дала рецепт – я каждый год говорю себе, что уж теперь-то непременно сделаю варенье, и каждый год ничего не делаю. От меня на кухне никакого толку. – И тут она мне подмигнула, словно делится со мной секретом, которого больше никто не знает, даже ее сын.

Я услышал, как подъезжает машина Мэтью, и попрощался с ними обоими. Но, выйдя на ланаи, я повернулся, посмотрел сквозь сетчатую дверь и увидел их, мать и сына, занятых приготовлением ужина на кухне. Эдвард что-то ей сказал, она откинула голову и захохотала, а потом протянула руку и весело взъерошила ему волосы. Они включили свет на кухне, и у меня было странное чувство, что я разглядываю какую-то панораму, счастливую сцену, которую видеть я могу, но в которую ни за что не смогу проникнуть.

– Бишоп, – произнесла моя мать в тот же вечер, позже. – Бишоп.

Даже тогда я понимал, о чем она думает. Бишоп: знаменитое имя, старинное имя, почти такое же знаменитое и старинное, как наше. Она думала, что Эдвард – такой же, как мы, а я знал, что нет, не в том смысле, как она думала.

– А кто его отец? – спросила она, и, признаваясь, что понятия не имею, я осознал, что вообще не задумывался о его отце. Отчасти это произошло потому, что отцы, как я уже говорил, были некими теневыми фигурами в нашей жизни. Ты видел их по выходным и по вечерам, и если тебе везло, это были благодушные, сдержанные существа, которые могли дать тебе какую-нибудь конфетку, а если не везло – холодные и отстраненные, которые могли отшлепать или отхлестать. Я не так уж много понимал о мире, но даже мне было каким-то образом понятно, что отца у Эдварда нет – или, точнее, что у миссис Бишоп нет мужа. Они, мать и сын, были такой законченной парой на своей крошечной кухне – она игриво толкала его бедром в бок, он картинно отшатывался вправо, мать смеялась, – что никакого пространства для отца или мужа просто не оставалось: они идеально подходили друг другу в этом сочетании женского и мужского, и еще один мужчина просто разрушил бы симметрию.

– Так, – сказала моя мать, – надо пригласить их на чай.