До самого рая

Одно из объяснений, почему они облюбовали именно это место, было совсем абсурдным. Юго-восточная часть Площади находилась ближе всего к высокому кирпичному зданию бывшей университетской библиотеки. После закрытия университета здание некоторое время служило тюрьмой. Теперь здесь размещался архив четырех южных зон, в том числе Восьмой. Именно тут правительство хранило свидетельства о рождении и смерти всех жителей этих регионов, а также другие сведения о них. Фасад здания был стеклянный, так что кто угодно мог заглянуть внутрь и увидеть ряды шкафов, заполненных папками. Часть вестибюля на цокольном этаже занимал черный куб без окон со стороной примерно в десять футов, и внутри этого черного куба сидел архивариус, который мог найти любой требуемый документ. Конечно, сами архивы были открыты только для представителей органов власти, причем исключительно для тех, кто имел высший уровень допуска. В черном кубе всегда кто-то сидел, и здание архива было одним из немногих, где всегда горел свет, – даже в те часы, когда включать его запрещалось, чтобы не тратить электричество впустую. Я не понимала, какое отношение имеет соседство архива с юго-восточным сектором Площади к незаконной деятельности в этом секторе, но все считали, что заниматься этим удобнее неподалеку от государственного учреждения: правительство никогда не подумает, что кто-то будет нарушать закон в непосредственной близости. Во всяком случае, так было принято считать.

Как я уже говорила, те люди, о которых я упомянула, постоянно переходили с места на место, и поэтому их нельзя было найти в определенном углу Площади – они искали своих клиентов сами. Надо было просто медленно ходить туда-сюда среди торговцев и не смотреть ни вверх, ни по сторонам. Просто идти, глядя на опилки, которыми была усыпана земля, и в конце концов кто-нибудь подходил и задавал вопрос. Он обычно состоял из двух-трех слов, и если это был неправильный вопрос, надо было идти дальше. А если вопрос был правильный, надо было поднять голову. Сама я никогда такого не делала, но как-то раз стояла рядом с одним из столяров и видела, как это происходит. Красивая молодая женщина шла очень медленно, заложив руки за спину. На голове у нее был зеленый шарф, из-под которого выбивались пряди густых рыжих волос, доходящих до подбородка. Она ходила по кругу минуты три, а потом невысокий худой мужчина средних лет подошел к ней и сказал что-то – я не разобрала, что именно. Но она продолжала идти, как будто ничего не слышала, и он отошел. Минуту спустя к ней подошел другой мужчина, но она продолжала ходить по кругу. На пятый раз к ней подошла женщина, и теперь она подняла голову и пошла за ней следом к небольшой брезентовой палатке на самом восточном краю Площади. Женщина приподняла край палатки, огляделась, проверяя, нет ли поблизости Мух, пригласила свою клиентку внутрь и проскользнула за ней сама.

Не знаю, что подтолкнуло меня в тот день начать ходить по юго-восточному сектору Площади. Я шла по опилкам и смотрела себе под ноги. Разумеется, через несколько минут я почувствовала, что за мной кто-то идет. А потом услышала очень тихий мужской голос:

– Ищете кого-то?

Я не остановилась, и этот человек отошел.

Вскоре я увидела, как ко мне приближаются ноги другого мужчины.

– Болезнь? – спросил он. – Лекарство?

Но я продолжала идти.

Некоторое время ничего не происходило. Я пошла медленнее. А потом в поле моего зрения возникли женские ноги; я была уверена, что эти ноги принадлежали женщине, потому что они были маленькими. Они приблизились, и я услышала шепот:

– Любовь?

Я подняла глаза: это была та же самая женщина, которую я видела раньше, из палатки на восточном краю.

– Пошли, – сказала она, и я последовала за ней. Я не думала о том, что делаю, я вообще ни о чем не думала. Казалось, я просто наблюдаю за происходящим со стороны. У палатки женщина осмотрела небо в поисках Мух – точно так же, как и в тот раз, – и поманила меня за собой.

Внутри стояла удушающая жара. Я увидела грубый деревянный сундук, запертый на висячий замок, и две подушки в грязных хлопковых наволочках. На одну села она, а на другую – я.

– Сними шлем, – сказала она, и я послушалась. На ней не было шлема, но рот и нос были обмотаны шарфом, и теперь, когда она размотала этот шарф, я поняла, что нижняя часть ее левой щеки изуродована болезнью и что она моложе, чем я думала сначала.

– Я видела тебя раньше, – сказала она, и я удивленно уставилась на нее. – Видела, как ты гуляла по Площади с мужем. Симпатичный. Но не любит тебя, да?

– Нет, – сказала я, когда слегка отдышалась. – Это не муж. Это мой… это мой друг.

– А, – сказала она, и ее лицо прояснилось. – Понимаю. И ты хочешь, чтобы он в тебя влюбился.