Добро не оставляйте на потом

Она бросила письма в один из догорающих костров. На пляже поднялся ветер, и вскоре вся пачка вспыхнула багровым пламенем. Тонкая бумага превратилась в нити черного пепла, они взметнулись в воздух, и ветер унес их в море.

Виареджо

Наши дни

Матильда сидела за обеденным столом и писала письмо. Потом сложила его и убрала в коробку.

– Что ты пишешь? – спросила Анина.

– Благодарственные письма.

– Я вообще не умею их писать.

– Знаю. – Матильда взглянула на внучку.

– Мама, я принесла тебе фрукты, – сообщила Николина, направляясь на кухню.

– Может, пора остановиться? Я скоро превращусь в папайю.

– Кстати, она есть в списке продуктов, рекомендованных врачом.

– Ты ела их больничную еду? Им вообще нельзя указывать людям, чем питаться, – посетовала Матильда.

– Мама, Nonna рассказывает столько всего интересного. – Анина поправила бабушкины тапочки на подножке коляски. – Теперь я знаю историю всех ее украшений.

– Повезло тебе, а я вот не знаю, – усмехнулась Николина. – Я давно собиралась все это записать. Теперь у нас есть время.

– Правда? – спокойно произнесла Матильда.

– Не будь такой мрачной, bella, – крикнул из кухни Олимпио.

Анина села напротив бабушки:

– А что случилось с помолвочным кольцом Доменики? Тем, разноцветным? Я не увидела его в шкатулке.

– Его там и нет. Маму в нем похоронили. Это было ее желание. Я никому об этом кольце не напоминала, даже Нино. Боялась, он потребует свою половину.

– Но он же, наверное, хотел знать, куда оно делось? – Николина села рядом с ними.

– Может, и хотел, но не спрашивал. Женившись, мужчины, конечно, не часто заходят к родителям и уж точно не слишком помогают за ними ухаживать, когда те стареют. Но после их смерти почти никогда не изъявляют желания оставить что-то материальное на память. Патриция тоже ничего не просила.

– Она бы не стала, – уверенно сказала Николина. – Она не такой человек.

– Жаль, Нино на нее не похож, – вздохнула Матильда. – Поверьте мне, мой брат рассчитывал не просто на украшения. Он мечтал получить наш бизнес. Но возникли проблемы. Отец хотел, чтобы бизнесом управлял Олимпио, а Нино на него работал. Понимаете, Олимпио настоящий мастер, а именно мастер всегда возглавлял семейное дело. Для нас ведь главное ремесло, а не торговля. Нино был отличным продавцом, но ужасным ювелиром. Когда брат понял, что к чему, он решил переехать в Америку. Тогда и произошел наш Великий раскол.

– Может быть, дяде Нино не нравилось, что ваша семья взяла фамилию Кабрелли?

– Вряд ли. Это произошло еще до его рождения.

– А я так вообще Роффо, – заметил Олимпио, садясь с ними за стол. – Но я обещал Сильвио не менять название магазина. Он надеялся, что сын однажды вернется в Виареджо. Семья пыталась наладить отношения с Нино. Уж я-то точно.

– Мы все пытались. Ездили к нему в Америку. Nonna Нетта, мама и я. Приехали на побережье в Нью-Джерси. Там было красиво, но, помню, бабушка сказала: «В Италии есть и море, и пляжи. К чему было лететь через полмира, чтобы посидеть в другом шезлонге?» Фабрику его мы видели, впечатляющее зрелище. Нино был успешным производителем… как это называется, Олимпио?

– Дешевой бижутерии. Вместо драгоценных камней стекляшки, которые заказчики называют стразами.

– Точно! Металлы с каким-то покрытием. Совсем не то, что делаем мы. Нино копировал изысканные украшения, которые создавались здесь, и называл эти копии репликой. Вот почему ему так и не отдали рубин Сперанцы. Отец не верил, что Нино сделает из этого камня что-то по-настоящему ценное, – призналась Матильда.

– Но потом-то он одумался, – заметил Олимпио. – Когда твои родители умерли, Нино подобрел и время от времени звонил мне с вопросами, я помогал ему чем мог.

– Он все еще обижался на тебя за то, что ты получил мастерскую Сильвио? – спросила Николина.

– Казалось, что нет, видимо, к тому времени старая рана зарубцевалась. В Америке Нино преуспел, так что маленький магазинчик в провинциальном итальянском городке уже не имел для него никакого значения.

– Мне кажется, Кабрелли должны были объединиться, – задумчиво сказала Анина.

– Наверное, особенно после всего, что они пережили, – согласился Олимпио. – Но обычно, достигнув успеха, мы тут же забываем, каково это – быть бедным. Как только у нас появляется счет в банке, мы мгновенно избавляемся от чувства незащищенности, как от старых ботинок. Надеваем хорошую обувь и уже не вспоминаем, как сильно когда-то болели ноги.

Тревизо

1947 год

После войны Сперанца два года провел в Берлине, помогая американцам. Он сообщал им подробности своей работы, известные ему имена и все те сведения, которые, как надеялись немцы, должны были умереть вместе с ним. После он решил вернуться в Италию.

Когда поезд вез его домой, он наблюдал из окна сельский пейзаж и ужасался тому, что сотворили с его страной нацисты и фашисты.

Покрытые черным пеплом поля на месте сожженных деревень миль через десять сменялись совсем другой картиной – живой деревней, полной людей, уютных домов и торговых лавок, будто никакой трагедии не случалось вовсе.