Добро не оставляйте на потом

– В каждой комнате по три-четыре девушки, – пропыхтела сестра Мари Бернар, пока они поднимались. – Вам должно понравиться. Хотя не знаю, к чему вы привыкли. Мы даем мыло и шампунь. Я сама их делаю. Выращиваю лаванду и развожу пчел, так что средства получаются отменные. Некоторые не хотят от нас уезжать как раз из-за мыла.

Доменика рассмеялась.

– Я сообщу вам, сестра, если сочту это достаточной причиной, чтобы остаться.

– Весь секрет в ладане. Цветы и мед вместе могут давать чрезмерную сладость, потому я добавляю капельку ладана. – Сестра Мари Бернар постучала в комнату с номером 307. – Девочки, наверное, ушли. Простите. Некому вас поприветствовать.

Она достала из-под накидки кольцо с ключами, отыскала нужный. Отперев дверь, сестра включила свет. В комнате стояли три койки. На двух прикроватных тумбочках валялись щетки для волос, книги, тут же были пепельницы. В нише помещалась еще одна койка с белым покрывалом и подушкой. Тумбочка около нее пустовала. Ветерок из открытого окна шевелил простыни.

– Вот ваше место, Кабрелли. – Сестра поставила чемодан на скамейку в изножье кровати. – Вам повезло. Вы в тройке.

– Спасибо, сестра. – Доменика выдохнула. В конце концов, это не тюремная камера.

Сестра Мари Бернар окинула Доменику взглядом.

– Я выдам вам форму, мы выделяем по два комплекта. Белое платье и передник, рубашка и чулки. – Она посмотрела на ноги Доменики. – У вас, похоже, тридцать пятый размер?

– Точно.

– Не стоит портить свои красивые туфли. Нижнее белье и шапочку вы тоже получите. Девочки сами стирают одежду. Они вам покажут.

Монахиня ушла, оставив новенькую распаковывать вещи. Доменика сняла шляпку, встала коленями на койку и высунулась в окно. Увидела корабли в порту, их палубные огни мерцали на бирюзовой поверхности воды. Она вдохнула свежий морской воздух и закрыла глаза. Где бы она ни оказалась, море было ее душой и спасением.

* * *

Доменика твердо решила не опускать руки, столкнувшись с огромным объемом работы в больнице Святого Иосифа. Она никогда не работала в больнице, но была способной ученицей. Хотя запомнить имена всех монахинь и медсестер ей пока не удавалось – при десятичасовых сменах это было трудной задачей.

Монахини верили в целительную силу святых и ангелов с той же пылкостью, с какой они относились к современной медицине. При входе в вестибюле пациентов встречала статуя Девы Марии. На первом этаже размещалась часовня.

Внутри больница тоже напоминала церковь. Стоило увидеть широкие коридоры со сводчатыми потолками и начищенными мозаичными полами, как сразу возникал образ готического собора. Проходы и помещения заливал золотистый свет, льющийся сквозь стрельчатые окна с янтарными стеклами. Гипсовые статуи святых в человеческий рост были расставлены в нишах, словно часовые. Над каждой больничной койкой висело распятие, а возле каждой двери стояла кропильница[87].

При этом в общежитии медсестер религиозные атрибуты почти отсутствовали. Единственная святыня была бумажной – фотография Роберта Тэйлора, красивого американского актера, известного своими густыми черными бровями с идеальным изломом. Расслабляясь после тяжелых смен, девушки курили и сплетничали, а из радиоприемников лились звуки джаза. На зеркала они клеили глянцевые фотокарточки Рональда Колмана, Спенсера Трейси и Кларка Гейбла, нередко оставляя на щеках своих любимцев следы от губной помады. В больнице Святого Иосифа работали медсестры со всего мира – с Филиппин, Кубы, Ямайки, из Америки, Ирландии, Либерии, Италии, монахини нанимали их через сеть своих школ. Откуда бы ни приехали молодые медсестры, они оставались преданы американским кинозвездам.

Можно сказать, в больнице Святого Иосифа существовали два сестринских ордена. Одни принимали обеты и носили монашеские облачения, тогда как другие шили себе модные платья, знали самые современные танцы, учили друг друга сносному английскому и французскому и делали друг другу прически.

Субботними вечерами, переодевшись и отложив рабочие дела, медсестры превращались в беззаботных молодых женщин. Вместо белой униформы они надевали свои лучшие платья. До самого восхода солнца Марсель пульсировал в ритме джаза, приправленного светской болтовней, а гул фабричных машин сменялся смехом. Девушки забывали обо всем на свете на танцплощадках, рассыпанных по побережью. Их партнерами становились моряки, пехотинцы и даже элегантные мужчины в костюмах, сшитых на Сэвил-роу[88]. Американцев медсестры прозвали «бирманцами», потому что от них пахло кедром и ванилью – ароматом американского крема для бритья.

В свободное от дежурств время Доменика и ее новые подруги любили прогуляться по городу. Они сидели возле фонтана у дворца Лоншан, катались на пароме до Старого порта и завершали выходной за столиком в кафе на Рю де Панье, потягивая ледяное шабли и закусывая нежными улитками, запеченными с чесночным маслом.

– Доменика, пойдем с нами. На пирсе будут танцы. Новый бэнд. – Стефани Арлетт, медсестра из Чикаго, никогда не упускала возможности повеселиться. – В клубе «Мистар».

Доменика отложила газету.