Добро не оставляйте на потом

Доменика решила пройтись по пирсу, прежде чем возвращаться в Дом Фатимы. Возле популярного клуба собралась толпа – выступающий оркестр переместился на улицу. Вскоре посетители тоже высыпали наружу и начали танцевать. Доменика совсем забылась в музыкальном ритме, когда вдруг почувствовала, что чьи-то руки обхватили ее за талию и тут же подняли в воздух. Она велела незнакомцу поставить ее на землю:

– В следующий раз спрашивайте разрешения!

– Простите. Мне показалось, вам хочется потанцевать.

Молодой человек отправился на поиски более сговорчивой партнерши. Вообще-то Доменика никогда бы не стала осуждать человека, увлекшегося моментом, особенно если это касалось музыки, но в последний раз ее ноги отрывались от земли на карнавале, когда она танцевала с Сильвио.

На вопрос подруг, влюблялась ли она, Доменика ответила, что нет, но, говоря по правде, она и сама толком не знала. Единственное похожее чувство, которое она испытывала, не было безудержным или драматичным. Она не летела с горы, у нее не захватывало дыхание, ведь ее первая любовь началась с дружбы. Вначале она полюбила Сильвио Биртолини как друга, любовью деятельной, крепкой и, в ее представлении, вечной. И пусть он ей не принадлежал, она все равно любила его. Разве не в этом заключается смысл настоящей любви? Ставить его счастье выше своего собственного? Или она выглядела размазней, sap

, как называют американцы безвольного человека? Он женится на другой, напомнила себе Доменика. Он мне не принадлежит. И рассуждать тут не о чем.

17

Ведро, которое сестра Мари Оноре подставила под протекающую крышу в коридоре на первом этаже больницы, уже наполовину наполнилось дождевой водой. Доменика вылила его, вернула на место и подождала, когда послышится стук первых капель.

Она повесила планшет с записями о вечернем обходе на крючок у двери и вернулась на пост. В тишине слышалось лишь тиканье больших настенных часов. Доменика скинула туфли. Было 2:05 утра. Работая в ночную смену, она всегда умудрялась взглянуть на часы, когда они показывали именно это время – день и месяц рождения ее матери. Она зевнула и собралась пойти в сестринскую заварить себе чай – одна из девочек принесла макарони. Но вместо этого откинулась на спинку стула и потянулась.

В эту смену с ней дежурил пятнадцатилетний Оливье Деспьер. Ночной сторож отчаянно боролся со сном. Доменике стало жалко мальчишку – он напомнил ей Альдо. Она осторожно положила руку ему на плечо.

– Простите, сестра Кабрелли. – Оливье выпрямился.

– У тебя затечет шея, если будешь так спать. В тринадцатой палате есть кушетка. Иди туда.

Доменика вытащила из-под стола корзину со свежевыстиранными бинтами. Она уже начала аккуратно скатывать их, как вдруг ее взгляд уловил луч света, пробивавшийся из-под закрытой двери часовни. Может, туда пробрался какой-то бродяга, пока она была на обходе. Монахини предупреждали, что некоторые местные используют территорию больницы как городской парк.

Доменика широко открыла дверь часовни и громко сказала «Bonjour»

, прежде чем заглянуть внутрь. Скамьи были пусты. Она вздохнула с облегчением. Свет исходил от алтарного светильника, мерцавшего возле киота. Она окунула пальцы в чашу со святой водой, перекрестилась и уже собралась закрыть дверь часовни, как вдруг за ее спиной распахнулись входные двери больницы.

Вестибюль мгновенно заполнился шумной толпой мужчин, пропахших моторным маслом и дымом, лица их были покрыты сажей. Доменика предположила, что это пожарные, но, присмотревшись, поняла, что их форма – а точнее, то, что от нее осталось, – когда-то была сине-белой. Некоторые из них были раздеты по пояс, некоторые босиком. Они говорили так громко и быстро, что Доменика не могла разобрать их английский. Тут вошел мужчина, на голову выше остальных, неся на руках раненого. Все мгновенно расступились, освобождая ему дорогу.

Лицо высокого мужчины, как и у других, было вымазано черной сажей. Вряд ли у Доменики получилось бы как-то его описать, потому что, когда она подняла на него глаза, с ней будто что-то произошло. Свет замерцал. Сердце екнуло и заколотилось. Звуки вокруг стихли. Доменика посмотрела на часы: секундная стрелка, как обычно, бежала по циферблату. Она взглянула на потолок, уверенная, что в люстре перегорели лампочки, оттого и эта игра света и тьмы, но все они горели ярко-белым светом.

– У нас был пожар. Этому парню досталось больше всех. Ему нужен врач, – быстро сказал ей мужчина.

Оливье, разбуженный шумом, протиснулся сквозь толпу и оказался рядом с Доменикой.

– Позови доктора Шальфана. Позвони в колокольчик в Доме Фатимы и сходи за сестрой Мари Бернар, – велела она.

– Хорошо, я сейчас.

– Следуйте за мной. – Доменика повела мужчину, несущего раненого моряка, в ближайшую смотровую. – Кладите его сюда. Я послала за доктором. И можете умыться, вон раковина. – Доменика повернулась, чтобы уйти.

Незнакомец схватил ее за руку:

– Останьтесь с ним, пожалуйста.

– Я только принимаю пострадавших, – спокойно сказала она. – Таков больничный порядок.