Дон Фракасси провел церемонию венчания. При свете камина он благословил золотые кольца. Невеста опустилась на колени перед статуей Божьей Матери, а ее жених стоял рядом, склонив голову и положив руку ей на плечо.
Новоиспеченный муж щедро отблагодарил священника за проведенное таинство, вручив ему целую крону. Священник милостиво принял подношение и пожелал им всего хорошего. Он открыл дверь и какое-то время наблюдал, как молодожены убегают под дождем.
Доменика и Джон промокли, пока добирались до отеля в пригороде Манчестера. В номере Джон развел огонь, а Доменика развесила их плащи сушиться на каминной полке. Она достала корзинку с едой: приготовленными ею тарталетками с сыром и оливками, буханкой свежего хлеба, банкой перцев с травами и двумя жестяными баночками сардин. Были там и бутылка вина, и вишни в сиропе из монастырских запасов. Две отглаженные полотняные салфетки заняли свое место на столе рядом с небольшими бокалами для вина.
Джон поворошил в камине кочергой. Вскоре дрова разгорелись, оранжевые язычки пламени потянулись к дымоходу. Доменика, наблюдая, как ее муж управляется с огнем, начала согреваться после целого дня в холоде и сырости.
– Что это? – спросил он, глядя на накрытый стол.
– Наш свадебный пир.
Джон поднял жену на руки.
– Я не голоден. Точно не сейчас.
Он наконец-то поцеловал Доменику – он хотел поцеловать ее сразу, как только дон Фракасси благословил их, но посчитал это неуместным в присутствии пожилого священника. По дороге на станцию ему тоже не удалось это сделать – им пришлось бежать под дождем, чтобы успеть на поезд. И уж точно ему не могло прийти в голову целовать жену в вагоне. В ее скромности он был уверен, как и в том, что не стоит выставлять напоказ свои чувства. Но сейчас они были одни, и все вдруг стало легко. Все их опасения будто смыло дождем. Остались только Доменика и Джон, треск огня в камине и мягкая постель.
Джон отнес Доменику в кровать и бережно положил на покрывало, словно она была сделана из тонкого хрусталя и, сжимай он ее крепче, разлетелась бы на осколки. Она дотронулась до его лица и притянула его губы к своим. Это мгновение наполнило ее сердце, а затем и комнату, чтобы потом наполнить собой всю ее жизнь. Сейчас для нее существовали только Джон Лоури Мак-Викарс и тепло разведенного им огня.
Его губы, нежно касаясь ее шеи, с каждым поцелуем избавляли от одиночества, которое она испытывала с тех пор, как покинула Италию. До этого момента ничто не могло заполнить образовавшуюся в ней пустоту. Но теперь она была не одна. Рядом был мужчина, которому она доверяла, в которого верила и которым восхищалась. Его любовь возместила ей все, что она потеряла. Когда-нибудь она снова увидит свою семью, и он станет ее частью.
Джон любил Доменику такой огромной любовью, что она с трудом умещалась в его сердце. До сегодняшнего дня он жил, ни к чему и ни к кому не привязываясь. Дом на Таллох-стрит он никогда не считал родным. Теперь же он хотел построить дом, достойный Доменики. Он был готов начать с ней новую жизнь, а прошлую будто смыло, как то письмо, которое Доменика бросила в реку Клайд. Вся боль растворилась, как чернила на промокшей бумаге. Оказалось, любовь способна приютить изгнанного и поднять сломленный дух, но он и не подозревал, что сделать и то и другое может любовь одной женщины.
В гостевом домике Доменика нашла письмо, оставленное сестрой Матильдой. Дрожащими руками она вскрыла конверт. Села у окна и развернула письмо.