Добро не оставляйте на потом

Матиуцци помотал головой, задул лампу и поднял глаза. В тот же момент над ними снова заскрипел пол. Видимо, кто-то догадался, где они прячутся.

Шагов в мастерской стало больше.

Сидящие в подвале сжались, не осмеливаясь пошевелиться. Вскоре шаги пересекли мастерскую и направились к выходу. Звякнул колокольчик. Скрипнула изуродованная дверь, когда погромщики задели ее.

– Они ушли, – прошептала Каролина.

– Я пойду посмотрю, – вызвался Пикколо.

Матиуцци остановил его:

– Мы никуда не выйдем, пока не рассветет.

– Мне страшно, папа, – выдохнула Глориана.

– Не бойся, они же трусы. Когда светло, на глаза не покажутся.

– Но, папа… – начал Пикколо.

– Мак-Тавиш придет за нами сразу, как взойдет солнце. Если он скажет, что опасности нет, мы поднимемся. Но не раньше.

И семья Матиуцци осталась в своем убежище.

* * *

Отец Матиуцци был иммигрантом, который уже после приезда в Глазго женился на итальянке. Сам Матиуцци считал, что жизнь его в Британии вполне удалась, и чувствовал себя в долгу перед этой страной. В Глазго вся его родня процветала. С гордостью считая себя шотландцами, Матиуцци вступили в ряды британской армии и во время Мировой войны участвовали в битве на Сомме[136]. Еще совсем недавно семья Матиуцци вела активную жизнь. Каролина возглавляла кружок шитья «Чертополох»[137], один из старейших женских клубов в городе. Глориана выиграла школьный конкурс сочинений на тему «Шотландия для всех и каждого». Пикколо был влюблен в Маргарет Мэри Мак-Тавиш, девушку из потомственной шотландской семьи, чей отец владел универмагом по соседству. Именно Лестер Мак-Тавиш и предупредил Матиуцци о готовящемся погроме. Он узнал о нем от горожан, собравшихся после церковной службы. В то утро торговец поспешил домой, чтобы предупредить своего друга. Времени на побег не оставалось, и они быстро разработали план. Теперь они воплощали его в жизнь.

Матиуцци зажег керосиновую лампу. Он думал о родине. Но представлял он не зеленые холмы итальянского городка Барди, покрытые подсолнухами, а Шотландское высокогорье, куда летом ходил в походы с Пикколо, когда тот был мальчишкой. Матиуцци учил сына ловить рыбу в той самой реке, в которой в детстве рыбачил сам. Они устраивали привалы под открытым небом и лакомились дикой малиной, греясь на солнце и любуясь лиловым вереском. Нигде Матиуцци не дышал таким свежим душистым воздухом, как на том высокогорье. Но ни горы, ни дары реки больше не принадлежали ему. Матиуцци-шотландец чувствовал потребность сопротивляться, тогда как Матиуцци-итальянец надеялся все это пережить. Он стал человеком без страны, а ведь когда-то был готов умереть за нее. На той войне он не погиб по чистой случайности, хотя для него это был единственный способ доказать свою преданность.

15 июня 1940 года

Если Матиуцци считал Шотландию родной страной, то Доменика оставалась верна Италии. Она всегда хотела вернуться в Виареджо, вот только судьба унесла ее далеко от дома. Выйдя замуж за капитана, она стала шотландкой. Но если отбросить политику и самомнение наделенных властью мужчин, в душе она оставалась итальянкой и предпочла бы ею умереть. Ее брат собирался воевать против ее мужа. Родители, самые родные люди, скрывались в горах, а значит, часть ее тоже там скрывалась.

И все же, несмотря на тоску по дому, Доменика потихоньку привыкала к Шотландии. Поначалу она просто не замечала красоту этой страны, ведь она сменила теплые волны итальянского побережья на холодные зеленые воды реки Клайд не по своей воле. Но в конце концов она начала смиряться. Влюбившись, она уже на все смотрела иначе, к тому же теперь у нее были обязанности. Воспитанная в традиции всегда ставить мужа на первое место, Доменика старалась ей следовать. Она заботилась о Джоне, готовила ему еду, держала их жилище в чистоте и продолжала работать в школе, откладывая свою зарплату, чтобы в один прекрасный день они смогли купить собственный дом. Ей очень хотелось внести свой вклад. В то утро она собрала вещмешок мужа и разложила на кровати его форму. Теперь ей предстояло еще одно дело.

– Что ж, приступим, – бодро сказал Джон.

В нижней рубахе и подштанниках он вышел вслед за женой в сад. Вместо парикмахерской накидки Доменика обмотала его простыней до самой шеи, аккуратно расчесала волосы мужа, приподняла прядь и коротко ее остригла.

– Осторожнее с ухом, дорогая. Мне же надо чем-то подслушивать врага.

– Тут самое сложное место. Сиди смирно.

– Уверен в твоем мастерстве, – шутливо отозвался Джон.

– Стараюсь как могу.

– Ценю твои старания. Слушай, давай притворимся, будто я никуда не уезжаю и мы остаемся жить в этом домишке до конца наших дней.

– Они все равно за тобой придут.

– Я же сказал – притворимся. Хоть ненадолго забудь о реальности.

– Не могу. Я тут для всех проблема. Итальянка в Шотландии.

– Ты замужем за шотландцем, а значит, и сама шотландка. К тому же не думаю, что немцы способны справиться с монахинями. Им это веками не удавалось. Даже в самой Германии.

Доменика сняла простыню с плеч Джона и вытряхнула ее в кусты.