Добролёт

Иннокентий. Господь нам помог.

Муравьев. Первый амурский пароход назовем именем кого-либо из почетных граждан Иркутска. Тот, кто первым даст деньги.

Петр Данилович. А когда встанешь на Амуре?

Муравьев. Это не только от меня зависит.

Петр Данилович. А сколько стоит пароход?

Муравьев. Надо переоборудовать Шилкинскую верфь, машины заказать на Петровский завод. Не стоять же нам с протянутой рукой перед англичанами.

Петр Данилович. А что Кузнецов?

Невельской. Говорит, что уже дал миллион на больницу, еще на приют. Обещал.

Лажкин. Ефим – бандит. Одной рукой дает, двумя берет.

Петр Данилович. Это точно. Я тоже дал на постройку театра. И Вознесенской церкви, где я состою старостой, жертвую.

Лажкин. Пришло время душу спасать, вот и жертвуешь.

Петр Данилович. Да замолчишь ты в конце концов, козел столичный?!

Лажкин. Это ты кого, меня козлом? Да если б ты был дворянином, то я бы тебя на дуэль.

(К Лажкину быстро подходит Сергей.)

Сергей. Я готов встать на место Петра Даниловича.

Лажкин. Господин офицер, не лезьте не в свое дело!

Сергей. Нет, это мое дело!

Лажкин. Ваше дело, господин офицер, за государя-императора умирать, а не на дуэлях драться.

(К спорящим подбегают женщины.)

Муравьева. Господа, господа, вы это что в такой-то день! Ведь праздник! А ну, помиритесь и протяните друг другу руки.

Иннокентий. Если вы этого не сделаете, то я на вас наложу епитимию.

Лажкин. Пусть он извинится.

Петр Данилович.

Извиняюсь, погорячился. Прости, Николай Францевич, меня, грешного.

Лажкин(с неохотой). И ты меня прости, Петр Данилович. Если бы не владыко, то…

(В дверях появляется печник. Все замолкают и смотрят на него.)

Печник. Барыня, я седня шел и Глафиру встретил. Спрашиваю: как там барин, веселый или смурной. Она ответила: болеет. Ну, я тогда и решил, что тяга у вашей печи плохая. Зашел справиться.

Наталья Павлантьевна. Я не понимаю, о чем это он. И кто его сюда пустил?

Глаша. Так это же наш печник. Он нам печь делал. (Печнику.) Хорошая тяга, хорошая, тянет, ну просто не нарадуешься.

Наталья Павлантьевна. И что, нужно именно сегодня? Дай ему (сует монету) за хлопоты.

Печник. Барыня, я человек небедный. Мне главное, чтоб тяга была. И чтоб от моей работы людям радость. (Поворачивается к Иннокентию.) Вы меня, владыко, когда-то этому научили. Благодарен вам на всю жизнь.

(Кланяется, затем достает из кармана бумажки.) Вот за неделю заработал. Хочу пожертвовать на храм.

Муравьева. Ах, какая прелесть!

Петр Данилович. А теперь слушайте слово Катышевцева! Два пуда золота даю для начала. А еще, владыко, даю на обустройство церквей на Амуре. И на ремонт храма. Где я службу у вас стоял. И еще на обустройство храма Казанской Божьей Матери, что в Аяне. Мы на Охотском море в шторм попали. Думал, конец. Но произошло чудо. Когда приплыли в Аян, я пошел в церковь и там дал слово пожертвовать на храм.

Муравьев. Вот это русская душа!

Иннокентий(улыбнувшись). Длинная у тебя память, Петр Данилович.

Петр Данилович. Да все было недосуг, владыко.

Печник. Извиняйте, господа хорошие.

Иннокентий(провожая печника к двери). Хорошо, что помнишь хорошее. Да хранит тебя Господь. Твоя лепта угодна Богу. Потому как не от жиру, а от души.

Муравьев(подходя к Катышевцеву).

По рукам, Петр Данилович?

Петр Данилович. По рукам!

Лажкин. Петр Данилович, а как с хлебом? Продашь или к Кузнецову идти?

Петр Данилович. Ты меня, Николай Францевич, достал.

Иннокентий. Без Амура и хлеба нам не удержать колоний. Англичане или американцы скупят их. Выручай, Петр Данилович.

Петр Данилович(Лажкину.) Продам, продам! Но скидок не будет.

Лажкин. Уж кто бы сомневался.

Невельской. А нельзя ли достать мне где-нибудь карты Амура.

(Петр Данилович подходит к боковому столу, там, где рядом с глобусом лежат карты.)

Петр Данилович. Бери, Геннадий Иванович, бери. Специально приготовил. Можешь все забрать. У меня даже китайская карта есть. А вот эту карту я вам, владыко, хочу подарить. Вашу епархию и на карте одним глазом не окинешь. Вся Европа в нее десять раз могла бы вместиться. А это глобус. Заграничный. Вместе с доставкой пятьдесят тыщ за него отдал. Кузнецов, когда узнал, чуть не лопнул от зависти.

Иннокентий(смеясь). Петр Данилович, зависть не менее зловредна, чем гордость, от которой она и рождается.