Добролёт

Дом Шелиховых. Наталья Алексеевна вышла к гостям в платье необычного среди купеческих жен фасона. Поверх глухого сарафана из дорогой китайской парчи, расшитой серебряным замысловатым узором, был надет кунтуш плотного синего шёлка, отороченный по краям драгоценным баргузинским соболем. Из широких откидных рукавов кунтуша выбивалась белопенным водопадом кисея рубашки. Голову венчала кика из тончайших серебряных кружев домашней работы, подобная короне владетельной особы. Кроме всего этого великолепия, на плечах её по купеческому обыкновению лежал тёмный и скромный старинный полушалок. Вечер начинается с выхода под барабанный бой детей алеутов. Все в восторге. Именитые гости косились на чету Шелиховых и фыркали исподтишка.

Жена генерал-губернатора. Вольничает в кургузом под чужеземца. И Алексеевна хороша – дворянкой, барыней вырядилась, а дочку, как гусыню, в корзину с яйцами всадила. Был бы жив дедушка ейный, он бы показал внучке и правнучке, как в робах ходить срамиться!

Голос. Приберут они к рукам гостя Николая Петровича, приберут. Весь ужин и все танцы ради того задуманы.

(Шелихов подходит к приглашённому на званый вечер купцу Александру Баранову.)

Шелихов. Я к тебе, Александр Андреевич, с разговором.

Баранов. Ну ты удивил, Григорий Иванович! Нарядил детей! Так, пожалуй, ты всю Америку в форму оденешь? И ходить под барабан строем?

Шелихов. Слава богу, шутка удалась! Это моя Наташа расстаралась. Хочу просить тебя, Александр Андреевич, поехать в Америку и стать управляющим наших американских колоний.

Баранов. В Аме-ри-ку?! Вот уж чего-чего, но такого предложения не ожидал! Чужая сторона, и уж мне-то вовсе она не нужна. А я думал, ты новую землю открыл и зовёшь меня в эту свою Славороссию…

Шелихов.

Да оно так и есть! Это страна, которой ещё нет, но котора будет, если наладить в ней жизнь.

Баранов. Григорий Иваныч! Дай срок, сбегаю в свои магазины по чукчам и корякам, тогда подумаю, как с предложением твоим быть! Идут слухи, что приказчики мои водкой среди немаканых зашибать стали, нарушили мой запрет, и вот разметали пьяные чукчи мои склады. Всё добро безденежно растащили. А тут и Лаксман завод присвоил. Выходит, нищим я стал, яко благ, яко наг, яко мать родила…

Шелихов. Я за деньгами не постою. Деньги… что деньги, тьфу! Проси, чего хочешь, не пожалею!

Баранов. И по мне не в деньгах порог соглашению. Но на старости лет внаймы идти неохота, под чужую дудку плясать…

Шелихов. Александр Андреич! Ты меня знаешь, проси, чего хочешь! Будешь главным управителем в Славороссии.

Баранов. С тобой, Григорий Иваныч, не разминешься, а уж купцы, компанионы твои, иркутские тузы Голиковы да и якутский Лебедев-Ласточкин… Бр-рр! Эти мне руки свяжут! В одной берлоге с ними не уживёмся.

Шелихов. Я делу хозяин! Не они, а я их свяжу, в мешок посажу и в Ангару брошу!.

Баранов. Не хвались, воевода, на рать вставая, хвались с рати вернувшись! Поживём – увидим. А сейчас я пойду подушку ломать, со светом выезжаю, времени бы не упустить. Раньше июня, даст Бог, до Верхоянска по Яне зимниками добегу, переживу лето там, а в сентябре, благословясь, на Индигирку, Колыму и дальше в Чукоцкую земельку и к юкагирам на Анадырь тронусь. Версты-то немереные… Годочка через два-три, если жив останусь, вернусь в Иркуцк, тогда обо всём договоримся. Посмотри, как столичный гость, Николай Петрович Резанов, за вашей дочерью ухаживает!

Шелихов. Пусть танцуют. Это всё равно лучше, чем по холодным нашим просторам в пургу и морозы ездить.

(Баранов пользуясь тем, что внимание хозяина и застольных гостей было отвлечено пляской и пением, выскользнул из трапезной.

К Наталье Алексеевне и Шелихову подходит Резанов, держа за руку Анну.)

Резанов. Григорий Иванович, Наталья Алексеевна! Я хочу сообщить. Я делаю Аннушке предложение!

Шелихов(удивлённо). Вот так и сразу?

Наталья. А она, она-то согласна?

Анна. Да, маменька, я согласна!