Переступив через валявшиеся под главной мачтой тела, капитан двинулся вперед, куда согнали уцелевших: горстку матросов, по большей части раненых, и нескольких пассажиров. Они настороженно следили за его приближением. Капитан чуть не ухмыльнулся, заметив, как один из матросов, дрожа, пытается сжаться в комок, словно надеясь сделаться незаметным, но постарался, чтобы на его лице не было никакого выражения. Его черные глаза пронизывающе взирали из-под высокого лба, увенчанного всклоченной шапкой темных волос. Нос его был сломан и сросся криво, подбородок, губы и щеку пересекал глубокий, длинный, грубо зарубцевавшийся шрам. Он прекрасно знал, что его внешность производит должный эффект на тех, кому случается иметь с ним дело, однако все эти повреждения не имели никакого отношения к пиратскому промыслу, которым он занимался уже долгие годы. На самом деле все эти жуткие отметины были с ним с детства, когда родители бросили его в трущобах Пирея, а как, при каких обстоятельствах он их получил, капитан просто не помнил. Зато пассажиры и моряки торгового судна сникли в ужасе, когда столь грозного обличья пират остановился на расстоянии длины меча и вперил в них взгляд черных глаз.
— Меня зовут Телемах, я вождь этих пиратов, — произнес он по-гречески, обращаясь к устрашенным морякам. — Кто ваш капитан?
Ответа не последовало: лишь хриплое, нервное дыхание людей, осознающих жесткий и неминуемый конец.
— Я спросил — кто капитан?
Не сводя глаз с пленников, пират потянулся рукой к поясу и неторопливо обнажил фалькату — короткий изогнутый иберийский клинок.
— Господин, пожалуйста… — прозвучал голос, и глаза пирата переместились к говорившему, в страхе отпрянувшему под этим грозным взглядом.
Матрос поднял дрожащий палец и указал на палубу:
— Капитан там, господин… он убит. Я видел, как ты убил его, господин.
— Вот как?
Губы пирата изогнулись в усмешке.
— Который из них?
— Вон тот, господин. У кормового люка. Толстый.
Пиратский вожак оглянулся через плечо и в указанном направлении действительно увидел распростертое на палубе тело, выглядевшее очень коротким, потому что было укорочено на голову. Головы поблизости не наблюдалось, и Телемах на миг нахмурился, припоминая момент, когда он прыгнул на палубу торгового судна. Человек, оказавшийся прямо перед ним, видимо этот самый капитан, завопил от ужаса и повернулся, чтобы бежать. Отточенный клинок фалькаты описал в воздухе дугу, почти без сопротивления рассек мясистую шею, и отсеченная голова отлетела за борт.
— Да… припоминаю. — Ухмылка пирата сделалась шире. — Ладно, а кто первый помощник?
Матрос, у которого уже развязался язык, повернулся и кивком указал на стоявшего рядом громадного нубийца.
— Ты?
Пират уставил на него острие меча.
Нубиец смерил выдавшего его товарища по команде презрительным, испепеляющим взглядом и медленно кивнул.
— Выйди вперед.
Первый помощник нехотя повиновался, настороженно поглядывая на Телемаха, которому понравилось, что у нубийца хватает мужества выдерживать его взгляд. По крайней мере хоть один из выживших настоящий мужчина. Пират указал назад, на тела, валявшиеся под главной мачтой:
— Эти парни — ублюдки, перебившие столько моих людей, они кто?
— Телохранители, господин.
— Телохранители?
Нубиец кивнул:
— Взошли на борт на Родосе.
— Понятно. И кого они охраняли?
— Римлянина, господин.
Телемах взглянул через плечо нубийца на остальных пленников:
— Ну и где он?
Нубиец пожал плечами:
— Не знаю, господин. Не видел его с того момента, как ваши попрыгали на палубу. Может, убит. Может, свалился за борт, господин.
— Нубиец… — Пират подался к нему и заговорил ледяным, зловещим тоном: — Я ведь не вчера родился. Покажи мне этого римлянина, или я покажу тебе, как выглядит твое сердце… Где он?
— Здесь, — донесся из кучки пленников голос, и вперед протиснулся высокий, худощавый мужчина, отмеченный всеми отличительными признаками его народа: темными волосами, оливковой кожей и длинным носом, поверх которого римляне свысока посматривают на остальной мир. На нем была простая туника: явная попытка выдать себя за обычного палубного пассажира. Правда, его все равно выдало бы сверкавшее на пальце правой руки дорогущее золотое кольцо с огромным, тут же привлекшим внимание капитана рубином.
— Тебе стоило бы помолиться о том, чтобы этот перстенек легко снимался.
Римлянин посмотрел на свой палец:
— Этот? Он передавался в моей семье из поколения в поколение. До меня его носил мой отец, а после меня будет носить мой сын.
— Не будь таким самоуверенным, — хмыкнул капитан, и его изуродованное лицо скривилось в усмешке. — Впрочем, ладно, скажи лучше, кто ты такой. Любой, кто путешествует в сопровождении четверки этаких головорезов, должен быть человеком влиятельным… и состоятельным.
На сей раз усмехнулся римлянин:
— И то и другое: больше, чем ты можешь себе вообразить.