Дочь часовщика

Болтовня стихла, на меня уставились со всех сторон. Луция назвала мое имя с легкой фамильярностью, которая окончательно подтвердила, что в глазах челяди место мое в иерархии обитателей замка находилось где-то посередине: не служанка, но и не ровня хозяевам или их гостям.

Ну и славно. Если бы в замке придерживались строгого уклада, как в столичных домах, пришлось бы мне проводить время в полном одиночестве в своей комнате.

Мне представили конюха Гюнтера, уроженца Ольденбурга, которого я немного знала, двух пожилых, степенных лакеев и одного юного, шустрого, трех служанок и Марианну, горничную госпожи Шварц. Она была противоположностью своей хозяйке: пухлая, смешливая женщина средних лет. Интересно, как она ладит с унылой, ехидной Вороной? Впрочем, хорошее жалованье быстро учит угождать и притворяться.

Другие в комнате были мне знакомы. У очага приютился на низкой скамеечке брадобрей Зандер. Вытянув тощие ноги в шерстяных носках, он курил короткую трубку. Он был без своего ухофона. Увидев меня, Зандер прищурил дряблые, как у рептилии, веки и дружелюбно поклонился.

Неподалеку лежал кверху пузом Фил. Сначала показалось, что кот сдох, и я не на шутку перепугалась. Однако он дернул лапой, рядом я разглядела тарелку, доверху наполненную мясными обрезками, и поняла, что он просто спит после сытного обеда. Кот освоился в замке и чувствовал себя как дома.

За столом сидели Эмиль и старый садовник. Оскар поздоровался приятным надтреснутым голосом, а Эмиль так обрадовался, что потребовал у Луции тарелку, ложку, и в припадке гостеприимства кинулся к очагу зачерпывать для меня похлебки.

— Мы себе сами готовим, — сообщил он, покосившись на дверь кухни. — Для хозяев готовит Барбела, ее стряпня не для наших желудков. Слишком изысканная.

Он подмигнул, ухмыльнулся, а Луция радушно предложила:

— Хотите, обедайте с нами всегда. В этом доме, — она сделала выразительный жест, — у слуг на столе еда получше будет. Полковник редко дома столуется, ему все равно, а Ворона вечно постится или требует готовить попроще, как в монастыре, Барбела и рада ей услужить. Будь моя воля, я бы эту стряпуху гнала из кухни поганой метлой. А Ворона ничего, клюет да радуется.

Отказываться не стала; скудный обед в компании полковника только усилил чувство голода.

Попробовав наваристой похлебки, я подумала о хозяине дома и испытала укол совести.

— Может, вы и его милости это отнесете? — предложила я Курту, который вошел с улицы и принялся заботливо перебирать и проверять сушившиеся над очагом травы. — Он днем не успел заехать в трактир. Думаю, хозяин тоже будет не прочь подкрепиться по-настоящему. В его состоянии надо хорошо питаться и соблюдать правильную диету, — добавила я озабоченно.

— Я о нем позабочусь, не впервой, — кивнул Курт и лукаво поведал: — Раньше, в лагерях да в походах, мне частенько приходилось добывать для него провиант. Где курицу со двора прихватишь, где гуся, а где деревенские барышни молока нальют… Теперь он вон как высоко взлетел, у него свой замок и кладовки со снедью, а ничего не меняется.

Я покачала головой. Что за нелепая ситуация! В этом хозяйстве определенно требовалось многое поменять. Не пристало барону жить в своем доме, как в крепости во время осады, на скудном пайке, который правдами и неправдами добывал для него камердинер.

Я робко озвучила эту мысль. Луция и остальные слуги меня ожидаемо не поддержали: разумеется, их все устраивало.

Ох, не с того конца начал наместник наводить порядок в округе: перво-наперво, следовало сделать это в собственном доме.

— Это все слуги? — спросила я Луцию. — Слышала, раньше в замке была экономка?

— А, госпожа Хильда, — улыбнулась Луция, и все присутствующие в людской тоже начали хихикать и строить многозначительные гримасы.

— Предприимчивая была дамочка, — весело сказал Эмиль. — Хитрая, как лиса. Даже к Вороне сумела подлизаться. Порядок она наводила не особо усердно, хотя и забрала все в свои руки. А потом решила, что и полковника тоже надо прибрать. Ему это не понравилось, он ее и выгнал, когда она полезла греть ему постель.

— Тихо! — погрозил ему Курт. — Его милость не разрешил рассказывать о ней при госпоже Вайс.

Однако сам тут же ухмыльнулся и сообщил безо всякого стеснения:

— Верно, нехорошая женщина была. Благородная, что по происхождению, что на вид, а на деле — настоящая …

Курт сказал очень, очень плохое слово, и я покраснела.

— Простите, барышня, я солдат, человек простой — что на уме, то и на языке, — развел он руками, ничуть не смутившись. Его притворное раскаяние меня не обмануло. Знаю я такой тип людей: любят ляпнуть что-нибудь неожиданное и наблюдать, как захваченный врасплох собеседник смущается, сердится, а то и показывает свое истинное лицо. Хитрая тактика. Не такой уж простачок этот Курт, каким хочет показаться.

— Ничего, мне приходилось слышать слова и хуже, — пробормотала я. — Моя знакомая дочь возчика тоже не всегда… говорит правильно. Дело житейское.

Следовало прекратить этот разговор, но меня тянуло за язык острое любопытство.