Дочь Роксоланы. Наследие любви

Знать бы ему, чем все обернется, сказался бы больным, забрал Михримах с собой, просто отказался ехать, рискуя навлечь гнев Повелителя, но Рустем согласно кивнул:

– Как прикажете, Повелитель.

К тому времени, как он пришел домой, Михримах уже побывала в хаммаме, пришла в себя и с замиранием сердца ждала следующей ночи. От одной мысли о ее приближении султаншу бросало в жар.

Она провела полдня в таком возбужденном состоянии, готовая в любую минуту перейти от смеха к слезам. Рустем куда-то ушел, не сочтя нужным сказать ей куда. Это было обидно, хотя принцесса понимала, что так будет; но не в первый же день!

Михримах уже немного опомнилась, когда к ней вдруг приехала мать. Роксолана немного беспокоилась за неуравновешенную дочь и правильно делала.

– А где твой супруг?

– У него с утра дела! – пожала плечами Михримах.

– Был ли он бережен с тобой? Горяч?

Михримах стала пунцовой, страшно на саму себя досадуя:

– Да!

Роксолана улыбнулась:

– Не стыдись, это у всех так впервые. Ты довольна?

Не успевшая отхлынуть от лица кровь снова бросилась в щеки Михримах:

– Да.

– Ну и хорошо, значит, будут красивые дети. Только мужа не разглядывай, чтобы ребенку не навредить.

– Какому ребенку?! – ахнула дочь. – У меня уже будет ребенок?!

– Все в воле Аллаха, доченька. Главное, что тебе близость с мужем не противна.

– А бывает противна?

Роксолана вздохнула:

– Бывает и так…

– У вас было? – Глаза Михримах подозрительно сузились.

Вот теперь полыхнула, хотя и не так заметно, мать:

– Нет, я была влюблена в Сулеймана.

Михримах обратила внимание на то, что мать назвала отца по имени, это было крайне редко, вернее, никогда. Принцесса смутно помнила с детства, что дважды слышала такое, когда была совсем маленькой.

Договорить не удалось, вернулся Рустем. Хотя о чем говорить? Роксолана убедилась, что у любимицы все хорошо, все сложилось с мужем. Не знала она, что до «сложилось» еще далеко.

– Хуррем Султан… Михримах Султан… – приветствовал женщин Рустем.

Роксолана не закрылась при нем яшмаком, как делала раньше, все же теперь нечужой. Но у Рустема хватило ума не обращать на это внимания, лишь глаза скосил.

– Рустем-паша, зачем вас звал к себе Повелитель? Или это государственная тайна, недостойная женщин?

Рустем склонил голову:

– Что вы, Хуррем Султан, разве от вас могут быть тайны в нашей империи? Единственная тайна – вы сама.

Никогда Рустем не произносил столько льстивых слов сразу, но он и впрямь уважал эту непостижимую женщину.

– Повелитель приказал мне сегодня выехать в Бурсу и решить несколько насущных вопросов.

– Когда? – ахнула Михримах.

Рустем перевел взгляд на жену, вздохнул:

– Сегодня.

Роксолане достаточно было мимолетного взгляда, чтобы понять, как этим двоим не хочется расставаться хоть на день, что нельзя их разлучать.

– Я поговорю с Повелителем, попрошу, чтобы поехал кто-то другой или чтобы Рустем-паша смог отправиться через несколько дней. Не думаю, чтобы там были столь срочные дела.

Но тут уже взвилась Михримах:

– Зачем? Рустем-паша вполне может ехать, не настолько устал! Зато отдохнет от торжеств.

Вот зачем сказала? Пусть бы мать попросила за них. Но досадовать поздно, слово не птица, обратно в клетку, за зубы, не вернешь.

Визирь, который без конца в поездках, собрался быстро. Роксолана ушла, предоставив супругам прощаться самим.

– Михримах, я вернусь скоро. Завтра разберусь с делами и сразу обратно.

– А что я буду делать?

Он поднял ее голову за подбородок, посмотрел в глаза:

– Ждать. Будешь ждать?

– Буду…

– И скучать. – Его губы коснулись, только коснулись ее губ, потом щеки и прошептали это на ухо. Рустем словно обещал те самые райские кущи, когда вернется.

Он не вернулся ни послезавтра, ни даже через неделю. Дело оказалось неприятным и неспешным. Написал сразу, но что это за утешение – любовное послание вместо его рук и губ? Рустему пришлось отправиться аж в Манису, потому вернулся только через полтора месяца…

Рустем-паша писал каждый день, с юмором рассказывал о своих приключениях и о том, как не спит по ночам, думая о супруге, как сердцем рвется домой… Михримах отвечала реже; не любила писать.

Не написала ему о главном. Паша увидел все сам, когда вернулся. Через две недели после свадьбы стало ясно, что у Михримах будет ребенок. Шли день за днем, эта уверенность крепла, к сожалению, не только из-за отсутствия некоторых признаков, но из-за стремительно ухудшавшегося состояния принцессы. Прошло чуть больше месяца после отъезда Рустема-паши, а на его супругу уже было жалко смотреть, даже простое упоминание о еде вызывало неукротимую рвоту.

Обрадованная быстрой беременностью дочери («После первой ночи! Ты удалась в меня, значит, детей будет много!»), через неделю мучений Михримах Роксолана уже не была уверена в счастливом материнстве принцессы.

Михримах не могла ни есть, ни пить, ни даже просто гулять. Пополз слух, что принцессу на свадьбе сглазили. Провели все необходимые обряды, все очистили, сменили комнату, но ничего не помогло. Десять дней постоянной рвоты и полного отказа от еды превратили живую насмешливую Михримах в слабое подобие семнадцатилетней женщины.