Дочери дракона

Мне как-то не по себе. Все слишком серьезно. И небезопасно, тут папа был прав. Я разворачиваюсь, чтобы вернуться в такси, и вижу, как водитель смотрит на меня. Непростая штука, сказал он. Я сую руку в карман и провожу пальцем по гребню. Вспоминаю, как мне показалось, что дракон вот-вот оживет. Повернувшись обратно к переговорному устройству, я делаю глубокий вдох и нажимаю на кнопку. Через несколько секунд из устройства доносится голос женщины. Она что-то говорит по-корейски.

Я называю свое имя. Повисает неловкая пауза. Я уже начинаю гадать: может, адрес все-таки неверный? Потом голос произносит на безупречном английском: «Добро пожаловать. Я очень рада, что ты пришла». Женщина объясняет, что надо войти в подъезд и подняться на лифте на шестой этаж. От лифта идти к третьей двери налево — это и будет ее квартира.

Переговорное устройство гудит, дверь открывается, и я захожу. Внутри просто ужасно. Резкий свет подчеркивает пятна на ковровом покрытии и потеки на стенах. В вестибюле в стене есть ниша для платного телефона, но от аппарата остался один голый провод. Я вхожу в лифт и нажимаю кнопку шестого этажа. Кабинка рывком трогается с места и ползет вверх. Через несколько секунд я чувствую еще один рывок — всё, приехали. Я выхожу из лифта, иду по темному коридору и нахожу квартиру 627. Нервно сглотнув, стучусь в дверь.

Она открывается, и передо мной стоит та самая пожилая женщина.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

На ней темно-синие брюки с обтрепанными снизу штанинами, чистая белая блузка и тонкий хлопчатобумажный свитер. Густые седые волосы падают на спину. Она смотрит на меня очень серьезно, но в глазах ее чувствуется доброта. У хозяйки квартиры потрясающая кожа. Единственные дефекты, которые я вижу, — это маленький шрам на верхней губе и еще один над глазом.

— Доброе утро, мэм, — здороваюсь я с легким поклоном.

Она изучает меня взглядом — на лице у нее при этом блуждает странная улыбка, — потом отходит в сторону и говорит:

— Можешь войти.

Я вовремя вспоминаю, что надо снять обувь, и захожу в маленькую чистую квартирку едва ли больше гостиной у нас дома. Тут чувствуется сладковатый острый запах кимчхи.

Из мебели есть невысокий комод, проржавевшая раковина, керамическая плита с двумя горелками и маленький холодильник. На дешевом низком столике у единственного в квартире окна стоят две фотографии в простых деревянных рамках. На подоконнике в стеклянной чаше с водой плавает лиловый цветок.

Хозяйка жестом приглашает меня сесть у стола. Осанка у нее идеальная, как у кореянок из высшего общества, с которыми я успела столкнуться в турпоездке. Она не сводит с меня глаз — кажется, оценивает. Я сразу жалею, что поленилась возиться с прической и не надела платье вместо джинсов.

— Ты, наверное, очень разочарована, что не смогла встретиться со своей биологической матерью, — говорит хозяйка. Английский у нее безупречный. Вообще никакого акцента.

Я киваю в ответ и уточняю:

— А откуда вы об этом знаете?

— Я занимаюсь волонтерской работой в приюте, — говорит она. — Уже двадцать лет.

Я быстро соображаю, что как раз чуть больше двадцати лет назад в приют доставили меня. Мне становится не по себе. Я уже жалею, что приехала. Может, удастся побыстрее разделаться со всем этим. Я говорю, что не могу оставить гребень себе и пришла его вернуть.

— Возможно, ты передумаешь, когда услышишь мою историю, — замечает она, по-прежнему глядя на меня в упор. Смущенно поерзав на стуле, я понимаю, что не знаю ее имени, и спрашиваю, как ее зовут.

— Хон Чжэ Хи. И я твоя бабушка по матери.

— Что, серьезно? — изумленно отзываюсь я. Потом принимаюсь разглядывать собеседницу, и вот что я вам скажу. Когда ребенок смотрит в лицо биологическим родителям, он видит себя. Видит, что у него глаза матери или подбородок отца. Но мне целых двадцать лет негде и не в ком было замечать такие вещи. До сего момента. Хотя эта женщина старше меня лет на шестьдесят, сходство очевидно. Она миниатюрная, как и я, и у нее такие же высокие скулы. Я впервые в жизни вижу, что на кого-то похожа, и это приводит меня в восторг. Внезапно мне уже не хочется поскорее сбежать.

Я пытаюсь вспомнить, как положено вести себя с корейской бабушкой.

— Рада познакомиться, мэм, — говорю я, опустив взгляд: помнится, нам рекомендовали так делать, когда мы готовились к поездке. — Как мне следует вас называть?

— Поскольку мы только что познакомились, — говорит она, — тебе, наверное, будет удобнее звать меня миссис Хон.

— Да, разумеется, миссис Хон, — отзываюсь я.

— Насколько мне известно, твоя приемная мать умерла в прошлом году.

Я сразу вспоминаю, как умирала мама, и мне стыдно за свою эгоистичную радость от встречи с биологической бабушкой. Я молча киваю, глядя в пол.

— Терять близких трудно, правда? — говорит она.

— Мама меня любила, — отвечаю я. — И я ее тоже любила. Мне ее ужасно не хватает. Наверное, я поэтому и отправилась в Корею знакомиться со своей биологической матерью. Мне сказали, что она умерла, рожая меня. Как это случилось? Какая она была? У меня есть братья и сестры? Кто мой биологический отец?