Дочери лорда Окбурна

– Чтобы видеть своего мужа, надо полагать. Она была очень скрытна во всем, что касалось его; она вообще не была общительна со мною.

– И вы не знали и об обстоятельствах ее смерти?

– Решительно ничего, сказала мистрис Смит. И теперь я знаю только то, что мне говорили здесь. Мистрис Крав жила со мною в Лондоне и вдруг уехала в Венок-Сюд. Через два или три дня я получила от нее письмо, в котором она известила, что родила ребенка и просит меня приехать. Решили, что я буду воспитывать ее ребенка. Вот все, что я знаю.

Вот все, что могла или хотела сказать мистрис Смит. Сэр Сефен Грей из ее слов узнал не более того, что уже знал. Он встал, советуя ей все рассказать полиции.

– Я так и сделаю, – сказала она, – но выберу для этого удобное время. У меня на это есть причины. Не моя вина, если истина не будет открыта.

Сэр Стефен собирался уходить.

– Сударь, не забудьте взять ваше вознаграждение за визит.

– Я не принимаю денег в Венок-Сюде, – ответил Стефен, улыбнувшись. Следуйте моему предписанию и ребенку будет немного легче. Но ничто не может спасти его.

Выходя оттуда, Стефен и его сын встретили Карлтона.

«Почему они здесь? – Подумал он, затем громко спросил:

– Вы посетили моего пациента?

– Разве это ваш пациент? Признаюсь у меня даже не было времени спросить об этом; я ввел некоторое изменение в метод лечения и оставил рецепт; по только, чтобы дать ему некоторое облегчение, потому что ничего нельзя сделать.

Сэр Стефен говорил небрежно, тоном высокого авторитета, но без всякого оскорбительного намерения. Однако Карлтон почувствовал себя оскорбленным.

– Кто же пригласил вас сюда?

– Мистрис Смит посылала за мной, – сказал Стефен Грей и, после некоторого молчания прибавил. – Я думаю вы знаете, кто этот ребенок?

– Кто этот ребенок? Бедное создание, которое, несмотря на ваш рецепт, скоро отправится на тот свет.

– Это дитя той молодой дамы, которая умерла на Дворцовой улице, куда меня позвали во время вашего отсутствия и которая была отравлена синильной кислотой.

– Нелепость, – прошептал Карлтон, побледнев.

– Здесь нет никакой нелепости. Смит пробовала доказать мне, что я ошибаюсь, по я доказал ей, что это факт.

Лицо Карлтона приняло вдруг странное выражение; он чувствовал на себе взгляд Фредерика, не спускавшего с него глаз.

– Возможно ли узнать ребенка после стольких лет? Как вы думаете, сэр Стефен?

– Нет, если, как в этом случае, ребенок не родился с известным знаком. Я бы узнал этого ребенка, если бы встретил его в старости даже в дальних пустынях Африки.

– Что это за знак? – Спросил Карлтон недоверчиво.

– На левой руке, около плеча. Его нельзя забыть, увидев раз. Посмотрите на него.

Они расстались. Стефен Грей вышел из сада, а Карлтон вошел в дом. Он едва ли расслышал, как Стефен повторил ему еще раз:

– Вы сделаете хорошо, мистер Карлтон, если объявите кому следует, что он тот самый ребенок; это обстоятельство может пролить некоторый свет на эту старую историю. Быть может мистрис Смит скажет вам больше, чем мне. Она уверяет, что мистрис Крав приехала в Венок-Сюд, чтобы увидеться со своим мужем; я склонен верить этому. Помните того человека, которого вы увидели прятавшимся на лестнице?…

Лишним было напоминать Карлтону об «этом человеке», он слишком часто нарушал его покой.

Глава XXI

Потерянное время

Люси Шесней стала поправляться от своей болезни; через неделю после приезда сэра Стефена она уже могла встать с постели и перейти на диван.

Фредерик не был допущен к больной с тех пор, как видел ее в горячке и не был узнан ею. Но, узнав от своего дяди Джона, что она встает с постели, он пошел прямо в дом Карлтона.

Встретив в прихожей Джонатана, он без лишних разговоров поднялся на лестницу и постучался в знакомую дверь.

«Войдите», – ответил голос Люси.

Он нашел ее одну, на диване, против камина, закутанную в теплую шаль.

Внезапная краска покрыла ее бледные щеки, потом после минутного волнения, она протянула ему руку. Никто не произнес ни одного слова. Фредерик положил свою руку на ее чудную головку.

– Люси!.. Всю жизнь свою я не перестану благодарить небо, – сказал он, положив ее головку на свое плечо.

– А разве ты думал, мой друг, что я умру?

– Да, дорогая, я так думал одно время, я могу сказать это теперь, когда опасность прошла. Люси, ты должна быть моею как можно скорее; я не выношу мысли о возможности повторения такого испытания.

– Если бы даже я и тогда была твоею, ты бы не мог спасти меня от опасности.

– От болезни нет, сознаю; но знать, что ты здесь, больна, близка к смерти и не быть при тебе! – Вот, где испытание! Нечего говорить, как я страдал, сколько часов, сколько ночей я провел, расхаживая мимо этого дома, устремив глаза на твое окно. Может случиться, что ты заболеешь будучи моей женой, Люси, но тогда у меня будет право ходить за тобою, около тебя буду тогда я, и никто другой! Что значат сестры, сиделки, друзья в сравнении со мною?

Как она была счастлива! Она чувствовала, как возвращаются ее потерянные силы; она чувствовала каждое биение этого великодушного сердца! Она почти радовалась, что была больна.