Итак, конец этой счастливой жизни, этому райскому сну? Достаточно было присутствие иностранки в Сифорде, чтобы уничтожить все! Радость, невыразимое наслаждение любить и чувствовать себя любимой ушли; в ее разбитом сердце была теперь одна только горькая ревность!
Люси, сложив руки, прислонилась лбом к железу балюстрады для того, чтобы охладить свою горячую голову.
Вдруг она почувствовала, что кто-то тронул ее за плечо; обернувшись, она увидела перед собою Фредерика.
– Люси, – бормотал он голосом полным любви. – Вы страдаете?
Она хотела бы отнять у него свою руку, удалиться от него, ответить ему с презрением, но не могла. Силы ее оставили: она дрожала, как лист.
Он тихо обнял ее талию и наклонился к ее лицу… И тогда он говорил ей о своей любви, которой он больше не мог скрывать. Он говорил ей, как сильно желает соединиться с нею на всю жизнь, что, если он до сих пор молчал, так это потому, что он думал, что минута для этого – все сказать – ей еще не наступала.
Люси залилась слезами, взволнованная, до глубины души.
– О, Люси! – Шептал он ей на ухо, – как вы могли переносить это недоразумение между нами? Как могли вы дойти до того, чтобы усомниться во мне. Позвольте говорить с вами с открытым сердцем. Мы любили друг друга, мы это знали оба, хотя может быть вы себе самой не отдавали отчета. Но здесь, без свидетелей, исключая того, кто видит все, и который знает какой сильной и чистой любовью я люблю вас, о, перед ним, Люси, мы должны открыть друг другу наши самые дорогие, самые заветные мысли! Люси, я говорю вам – мы любим друг друга!
Она ничего не отвечала, но она не отнимала своей головы, покоившейся на его груди. Она всеми фибрами души переживала этот момент, который она так часто вызывала в своем воображении.
– Я не мог думать до сегодняшнего вечера, (только десять минут тому назад я узнал об этом), что мое имя соединяли с именем Елены Воган. Люси, – повторил он, – клянусь вам, что сознательно я не давал никакого повода к этим слухам, даже в помыслах!
Правда, мы были часто вместе, но если я обращусь к себе самому и спрошу себя, в чем моя вина, то могу упрекнуть себя только в одном!.. – Он на минуту остановился с улыбкой на лице, – что я был слишком наивен и скромен, что я не думал, чтобы отношения только дружеские, вежливые могли повлечь за собою такие серьезные последствия. Ах! Дорогая Люси, когда я гулял с нею, знаете ли вы, о ком я думал? Я бы хотел тогда, чтобы это были вы; когда я болтал с нею, я бы хотел, чтобы ваш голос отвечал мне.
Он остановился и потом продолжила «Простите ли вы мне?»
Простить ему? Конечно да, она простит ему; сердце ее ответило ему, хотя губы не произнесли ничего.
– Он приблизился к ней и тихо шептал ей:
– Верьте мне, Люси, Я люблю вас так, как мало людей в состоянии любить.
Ах, если бы вы знали, что происходит во мне, когда я думаю о нашем будущем.
Путеводная звезда моей жизни, моя единственная надежда, моя любовь, мое единственное стремление – это вы, все вы. Оттолкнете ли вы меня, оттолкнете ли, моя дорогая?
О! Маловероятно, чтобы она оттолкнула его, но он хотел получить это признание от нее самой, и в эту ночь, украшенную звездным небом, они дали друг другу самые чистые сердечные клятвы.
– А теперь, Люси, хотите танцевать со мною?
Она вытирала свои счастливые слезы и, когда она входила в зал, чтобы танцевать с ним, то уже сердечно и громко хохотала: какая разница с той минуты, когда она входила сюда первый раз в этот вечер! Елена Воган и маленький граф промчались мимо них в вальсе в то время, как Фредерик поглощал Люси глазами.
Леди Дженни прибыла в Сифорд, когда они вернулись домой. Когда Люси ушла в свою комнату, леди Окбурн все открыла Дженни: она бы не могла заснуть, не сказав ей всего сейчас.
В первый момент Дженни стала серьезной: гордость Шесней поднялась в ней.
– Должна ли я признать свою ошибку? – Сказала графиня, почти плача. Я признаю, леди Дженни, что во время посещений Фредерика Грея в Портланд-Плас, мысль, что эти дети могут полюбить друг друга, ни на минуту не приходила мне в голову.
Возможно, что наше близкое знакомство с семейством Грей или мое доверие к Стефену Грею как доктору мешали мне открыть глаза, Я бы отдала все на свете, чтобы стереть это прошлое, если оно вам не по душе.
– Нет, не обвиняйте себя, – сказала Дженни с добротой, – весьма возможно, что и я бы видела тут не больше вашего. Фредерик Грей! Это не совсем та партия о которой я мечтала для Люси. Нет, и по многим причинам. Дженни молчала, по своему обыкновению размышляя, когда что-нибудь беспокоило ее.
Наконец она обратилась к леди Окбурн.
– Каково ваше мнение? Что вы думаете обо всем этом?
– Могу ли говорить откровенно?
– О, конечно! Вам также близко счастье Люси, как и мне.