Дочери огня

Только боже тебя сохрани открывать кому-нибудь — в особенности парижанам — секрет нашей с тобой переписки; или скажи им, что все это чистый плод воображения, что все это происходит так далеко от нас (как говорит Расин в предисловии к «Баязету»^[309]) и, наконец, что все имена, адреса и прочие приметы даны в достаточно измененном виде, чтобы ничто в этом отношении не обернулось бы нескромностью. Впрочем, не все ли равно, в конце концов?.. Мы ведь с тобой не живем, не любим. Мы изучаем жизнь, мы просто философы, черт побери!

Представь себе большой, покрытый резьбой мраморный камин. Камины — большая редкость в Вене, и встречаются они только во дворцах. Кресла и диваны на позолоченных ножках. Вдоль стен зала тянутся позолоченные консоли; панели… ей богу, и панели тоже покрыты позолотой. Как видишь, обстановка самая что ни на есть великосветская.

Три прелестные дамы сидят перед этим камином: одна из них — коренная жительница Вены, вторая — итальянка, третья — англичанка. Одна из них троих — хозяйка дома. Двое из присутствующих здесь мужчин — графы, один — венгерский князь, еще один — министр, все остальные — многообещающие молодые люди. Среди вышеупомянутых господ находятся мужья этих дам, а также вполне узаконенные любовники; но ты ведь знаешь, такие любовники обычно в конце концов переходят на положение мужей, то есть их уже перестают считать мужчинами. Последнее замечание весьма глубокомысленно, поразмысли над ним хорошенько.

Итак, если разобраться в сложившейся расстановке сил, друг твой оказывается в этом обществе единственным мужчиной, и, оставляя в стороне хозяйку дома (это уж само собой разумеется), имеет все шансы снискать внимание остальных двух дам, в чем, по только что изложенной причине, не будет, собственно, никакой его заслуги.

Друг твой хорошо пообедал; он пил французские и венгерские вина, кофе, ликеры. Он элегантно одет, на нем тонкое белье, волосы шелковисты и слегка завиты. Он отпускает парадоксы — нам они за последние десять лет успели уже набить оскомину, но здесь это в новинку. Иностранные вельможи не в силах тягаться с нами на этой благодатной почве, которую мы уже так хорошо взрыхлили. Твой друг сверкает остроумием: только тронешь — искры сыпятся.

Какой отличный молодой человек! Дамы от него в восторге, мужчины им очарованы. В этой стране все такие добрые! Итак, твой друг сразу же прослыл приятнейшим собеседником. Жаль, что он мало говорит, но когда разгорячится, он просто неподражаем!

Признаюсь откровенно: из этих двух дам одна очень мне нравится, а вторая… тоже очень. Но у англичанки еще вдобавок такая милая мягкая манера произносить слова, она так уютно сидит в своем кресле, у нее такие чудесные белокурые волосы с рыжеватым отливом, такая белоснежная кожа, и вся она в шелках, в вате, в тюле, в жемчугах, в опалах — бог знает, что там в середине, но снаружи все это так красиво!

Это совсем особый вид красоты и обаяния, который только теперь я начинаю ценить — что делать, старею. И вот весь вечер я не отхожу от кресла этой красивой женщины. Вторая дама, как мне казалось, в это время с увлечением беседовала с каким-то уже престарелым господином, видимо, очень влюбленным и производящим впечатление этакого грубого patito^[310]

, вряд ли способного быть столь уж увлекательным собеседником. Разговаривая со своей дамой в голубом, я вовсю восторгаюсь блондинками, пою дифирамбы их белокурым волосам, их белоснежной коже. И тут вдруг вторая дама, которая все время прислушивалась к нашей беседе, резко обрывает разговор со своим воздыхателем и вмешивается в наш. Я пытаюсь переменить тему — не тут-то было: она уже все слышала. Я начинаю уверять ее, что мои слова относились также и к брюнеткам с белой кожей; на это она отвечает, что у нее кожа смуглая. Так что твоему другу пришлось всячески повертеться — отрицать, отвергать, опровергать… Я считал, что вызвал у этой смуглой дамы определенную неприязнь к себе, и был этим порядком огорчен, потому что вообще-то она весьма хороша собой, выглядит так величественно в своем белом платье, и чем-то напоминает Джулию Гризи в первом акте «Дон Жуана». Впрочем, это сходство позволило мне в дальнейшем все же уладить недоразумение. Два дня спустя я встретил в казино одного из графов, которых видел в тот вечер. Мы вместе пообедали и вместе отправились в театр. И таким образом ближе сошлись. Разговор зашел о двух дамах, о которых шла речь выше; он сам вызвался представить меня одной из них, а именно брюнетке. Я выразил сомнение, ссылаясь на допущенную мною неловкость. Он ответил, что, напротив, все получилось как нельзя более удачно. Человек этот не лишен проницательности.

Сначала я заподозрил, уж не любовник ли он этой дамы и не хочет ли таким образом от нее избавиться, тем более что он сказал:

— Вам это знакомство может оказаться весьма кстати, у нее своя ложа в театре у Кертнертор, так что вы сможете ходить туда, когда вам вздумается.

— Дорогой князь, это прекрасно; представьте же меня этой даме.