Все это побасенки. Но вот случай — о нем сообщает Бомарше, — который обнаруживает истинное значение мистиков: пруссаки, дойдя до Вердена, только потому так неожиданно повернули назад, что их королю было виденье, заставившее его воскликнуть: «Ни шагу дале!» — как в оны дни, бывало, восклицали рыцари.
Французские и немецкие иллюминаты находили общий язык, обмениваясь членами своих обществ. Доктрины Вейсгаупта и Якоба Бёме[146]
проникли прежде всего в наши провинции, некогда населенные франками и бургундами, а причина этому — исконные связи и симпатии между народами, у которых одни и те же корни. Иллюминатом был даже первый министр племянника Фридриха II[147]. Бомарше предполагает, что в Вердене был устроен магнетический сеанс с той лишь целью, чтобы Фридриху Вильгельму явился его дядюшка и сказал: «Воротись» — как некогда сказал призрак Карлу VI.Столь фантастические происшествия поражают воображение; впрочем, Бомарше, скептик по природе, утверждал, что для потрясающей сцены явления призрака специально привезли из Парижа актера Флери, который сыграл в театре «Комеди Франсез» роль Фридриха II и во время сеанса произвел такое впечатление на прусского короля, что тот, как известно, вышел в дальнейшем из конфедерации королей, направленной против Франции.
Но воспоминания, связанные с этими местами, очень угнетают меня, так что отправляю вам письмо, не слишком уверенный в том, какая его постигнет участь, хотя оно и основано на проверенных фактах. А вот подробность, безусловно заслуживающая внимания: когда прусскому генералу, который во время наших военных поражений при Реставрации занял эту провинцию, сообщили, что в Эрменонвиле похоронен Жан Жак Руссо, он освободил всю округу, начиная с Компьена, от тягот военной оккупации. Кажется, то был князь Ангальтский; при случае подобный штрих стоит упомянуть.
Руссо совсем недолго прожил в Эрменонвиле. А согласился он принять предложенный ему там кров лишь потому, что, благодаря пешим своим прогулкам из «Эрмитажа» по Монморанси, давно уже знал, как разнообразна природа этого края и, значит, сколько интересных находок ожидает там собирателя растений.
Мы остановились в харчевне «Белый крест», где некогда, приехав сюда, поселился и он. Потом он перебрался в дом, расположенный по другую сторону замка, — теперь там живет какой-то бакалейщик. Рене де Жирарден предоставил в распоряжение Руссо пустовавший павильон в замковом парке, напротив домишка, отведенного привратнику. Там он и умер.
Утром мы сразу отправились побродить по рощам, еще окутанным осенним туманом, который, рассеиваясь, постепенно открывал нам лазурные зеркала прудов. Вот такими эффектами перспективы мне случалось любоваться на табакерках времен Руссо… Я вновь увидел за цепью этих водоемов Тополевый остров, деревья по-прежнему осеняют искусственный грот, весь в брызгах от водяных струй — когда они струятся… Описание такого пейзажа было бы вполне уместно в идиллиях Гесснера. На больших камнях, которых немало в этих рощах, выбиты строки стихов. На одном читаешь:
На другом:
На третьем, под барельефом, где изображены друиды, собирающие омелу:
Эти высокопарные стихи написаны, по-моему, Руше… У Делиля они были бы менее тяжеловесны.
Рене де Жирарден тоже писал стихи. Но главное, он был истинно достойный человек. Мне кажется, это ему мы обязаны стихами, которые высечены на фонтане в соседнем поместье под статуями Нептуна и Амфитриды в довольно декольтированном одеянии на манер святых и ангелов в Шаалисе:
Я не собираюсь разбирать поэтические достоинства этих стихов — меня восхищает мысль, заложенная в них благородным человеком. Следы его пребывания глубоко запечатлелись во всей округе: это и танцевальные залы, где поныне стоят скамьи для старцев, и тиры для стрелков из лука с помостами, откуда раздавали награды… На берегах прудов храмы-ротонды с мраморными колоннами, посвященные то Венере-прародительнице, то Гермесу-миротворцу. В те времена у этой мифологии был глубокий философский смысл.