Дочери огня

Гробница Руссо сохранила первоначальный свой вид, она проста, как античные гробницы, и тополя, сейчас уже облетевшие, по-прежнему живописно толпятся у этого памятника, отраженного в сонных водах пруда. Вот только лодка, в которой возили посетителей, затонула… И лебеди, величаво плававшие вокруг острова, неведомо почему предпочитают теперь купаться в грязной канаве, что течет меж красно-бурого ивняка к сходням для стирки белья у большой дороги.

Мы вернулись в замок. Перестроенный при Людовике XV, он был возведен все при том же Генрихе IV, возможно, на месте какого-то древнего сооружения — об этом свидетельствует зубчатая башня, по стилю идущая вразрез со всем остальным, и массивный фундамент с потернами и остатками висячих мостов, окруженный рвами, все еще полными водой.

Консьерж не впустил нас внутрь — в замке сейчас живут его хозяева. Художникам везет больше: им открыт доступ в княжеские резиденции, чьи владельцы понимают, что как-никак, а они в долгу перед своей страной.

Нам только и позволили, что обойти большое озеро, над которым высится башня — ее называют башней Габриели, — сохранившаяся от замка в прежнем его виде. Сопровождавший нас крестьянин сказал: «Вот башня, где жила взаперти красавица Габриель… Руссо, чуть смеркнется, приходил под ее окно бренчать на гитаре, король частенько подглядывал за ним и до того ревновал, что под конец тайно извел…»

Так слагаются легенды. Пройдет несколько столетий — и все в это уверуют. Генрих IV, Габриель и Руссо — они не тускнеют в памяти местных жителей. А вот время, разделявшее их, этот промежуток в два века, уже стерлось, и Руссо превратился в современника Генриха IV. А так как первый здесь всеми любим, то родилось предание, будто король ревновал свою возлюбленную, ибо она предпочитала властелину того, кто дорог угнетенным… Пожалуй, в этом предании больше здравого смысла, чем кажется на первый взгляд. Отказавшись принять сто луидоров от г-жи де Помпадур, Руссо потряс самые основы здания, заложенного Генрихом IV. И оно обвалилось. А над развалинами высится бессмертный образ философа.

Что касается его песен — с последними из написанных им мы познакомились в Компьене, — то, конечно, они посвящены отнюдь не Габриели. Но разве не так же незыблемо в веках мерило истинной красоты, как и мерило гениальности?

Выйдя из парка, мы взобрались на холм и осмотрели церковь. Она очень старинная, но большинство местных церквей куда примечательнее. Кладбище было не заперто; наше внимание привлекла только гробница де Вика, былого соратника Генриха IV; король пожаловал ему поместье Эрменонвиль. Он покоится в семейной усыпальнице — перечень погребенных там де Виков обрывается на имени какого-то аббата, дальше следуют имена женщин, вышедших замуж за богатых горожан. Такова участь почти всех родовитых семейств. У террасы еще не совсем ушли в землю плоские надгробия двух аббатов, такие старые, что надписи на них почти стерлись, их уже не разобрать. На обочине одной из дорожек мы увидели простой камень, на котором высечено: «Здесь покоится Альмазор». Кто там похоронен? Шут? Или лакей? Или пес? Камень об этом молчит.

С кладбищенской террасы открывается вид на самое красивое место в округе. Сквозь багряную листву, сквозь зелень дубов и сосен искрятся пруды. По левую руку Пустыня и глыбы песчаника, в них мнится что-то друидическое. Направо четкий силуэт гробницы Руссо, за ней, на самом берегу, мраморный храм какой-то богини, чьей статуи там уже нет, скорее всего богини Истины.

Должно быть, небо было безоблачно в тот день, когда сюда явилась депутация от Национального собрания, дабы перенести останки Руссо в Пантеон… Бродя по городским улицам, невольно дивишься свежести и грации молоденьких девушек: в широкополых соломенных шляпках они ни дать ни взять юные швейцарки. Мысли автора «Эмиля» о воспитании, видимо, принесли здесь плоды: поощряемые многими благотворительными учреждениями занятия, требующие точности, пляски, упражнения в силе и ловкости укрепили здоровье этой молодежи, вселили в нее бодрость духа и вкус к тому, что идет на общую пользу.

Я очень люблю эту памятную мне с самого детства дорогу, которая проходит мимо замка и соединяет обе части городка; каждый ее конец отмечен двумя приземистыми башенками.

— Мы побывали на могиле Руссо, — сказал Сильвен, — а теперь пойдем в Даммартен, сядем там в почтовую карету, доберемся до Суассона, оттуда двинемся в Лонгваль. Видишь, перед замком прачки стирают белье, давай спросим у них дорогу.

— Сверните налево и шагайте все прямо и прямо, — сказали они. — А можете свернуть и направо… Придете в Вер либо в Эв, минуете Отис и часа за два пешочком доберетесь до Даммартена.

Эти коварные девицы нарочно сбили нас с пути; а дождь хлестал, как из ведра…

Дорога была отвратительная, из переполненных канав ее заливало водой, пришлось идти по траве. Высоченный репейник, нам по грудь, побитый холодом, но вполне бодрый, так вцеплялся в нас, что принуждал останавливаться.