Догораю сам

– Ой, да сюда! Я на вызове у вашего дома, красная вставочка, сюда и идите, я прям тут, тут я стою, курю я здесь!!!

/выходит на улицу в пижаме, видит картину: сердобольная заведующая и раненая ворона/

– Может, мы ее просто перенесем куда-то, чтобы…

– Да-да, Оксана Валерьевна, куда-то туда, где ее не достанут кошки и злые дети?

– Что же делать? Жалко…

– Если жалко – оставить здесь, чтобы уж погибла быстрее, потому что выглядит она совсем не айс… или… бли-ин…

– Уи-и-и!!! Но мы же ее не поймае… э-э… Так, вы поймали, а теперь что делать?

– Какой отличный вопрос! – засовывает стонущую ворону подмышку. – Сейчас будем звонить такому же дураку, как и мы…

– А такие еще есть?! Кому?

– Профессору-орнитологу… Он будет очень рад меня слышать. Так и представлюсь, мол, ваша коллега – невролог-орнитолог, вы меня помните?!

– И такое есть?!

– В нашем городке чего только нет. Вы б видели, я к нему год назад ночью приехала со своей вороной, а у него там грустный баклан сидит с бинтом на клюве, кроссворды разгадывает, коршун с костылем в углу кряхтит, сокол на столе себе маникюр делает, сова в очках радио «Маяк» слушает. Я думала, что в дурдом попала. Или в какой-то параллельный мир, намного-намного лучше и правильнее нашего.

/Ну и информация, кому интересно. В ворону эту молодую стреляли из пневматики. Пробили крыло и грудь, жуткая гематома и кровопотеря. Но оживят. Сказали, что летать она будет. В клинике еще пять подстреленных птиц. Мужики, вот это я понимаю – самореализация! Вы это… если в вас охотничий инстинкт-то не спит, возьмите вилку со столовым ножом, шуруйте в тайгу на медведя? Хотя и так не очень честно. В природе-то у вас ни вилки, ни ножа не было б, да?/

/август 2018-го/

Ну. После пятнадцати направлений в дурдом и одной сорвавшейся попытки госпитализировать в психиатрию экстренно… могу сказать, что день был неплох. Мы узнали, как выглядит фантаст-летописец в хорошей такой панике, панику купировали, обменялись с ним писательскими конфетками. Асю едва не избила у парадной полоумная барышня; мне, по традиции, предложили быстрый секс. Я начинаю думать, что все эти вот мальчики-мужчины, что делают такие предъявы сходу, куда честнее прочих. Хотя бы сразу понятно, нужна им моя рожа размалеванная да ноги в каблуках или я сама, со своими мирами и какими-то там качествами человеческими. Вот правда. Все бы так. Даже отказывать начала нежнее. Видимо, мудрость женская проснулась наконец.

/немного о направлении на инвалидность, сентябрь 2018-го/

Берешь огромную форму, за две недели заполняешь ее от корки до корки, собираешь анамнез у пациента за всю жизнь, как родился, когда женился, когда ударился мизинцем, особо прицельно и по датам – последний год. Где лежал, что видел, как там туалет? Все больничные, все госпитализации, всё. Готовишь анализы и обследования по всем системам и органам. Переписываешь. Прогоняешь по пяти специалистам. Переписываешь. Делаешь со всего копии в двух экземплярах. Нельзя забывать, что каждая копия должна быть на отдельном листе. Сортируешь по датам, смыслу и фантазии начальства. Все вкладываешь друг в дружку, вручаешь пациенту, отсылаешь к руководству оформлять инвалидность. Ждешь с результатом.

Получаешь результат: Доктор, тут куда-то делось все, что вы делали… Ничего нету. Вообще ничего. Что делать теперь? У нас ведь два дня осталось!

Глядишь на начальство, медленно откладываешь молоток подальше. Смотришь в стену.

Размеренно дышишь.

Молча уходишь, садишься за свой стол, достаешь новую форму и десяток чистых листов…

/октябрь 2018-го/

Опухла правая бровь. Как доктор, подозреваю, что это связано с выражением вечного удивления на моей морде.

/об очередях на исследования, октябрь 2018-го/

Чтобы было понятно. Почему у нас все так хреново. Одна, конечно, из причин.

Мужчина. Молодой, «дискомфортец» в пояснице. Все болит, ничего не помогает. Дала направление после рентгеновского исследования на МРТ. Говорю, в течение месяца, потому что в той же очереди есть тяжелые пациенты. Ждал меньше двадцати дней. Возвращается, дает заключение, я ему рассказываю-распинаюсь о том, что нашли. Но почти ничего и не нашли. Протрузии без диско-неврального конфликта.

А он мне и говорит устало:

– Н-да-н-да, вы, в принципе, повторяете то, что мне сказали в частной клинике после их МРТ. Правда, там я денег отвалил.

– Что, простите? – поднимаю я на него глаза.