Доктор Барченко (СИ)

  Но лиха беда начало. Мальчик подрос, влюбился в Анельку, племянницу своего благодетеля Тарновского. Она приехала погостить, а тут Авраам - красавец, играет ловко все, что ни попросишь, и народную музыку, и католические мессы, и мелодии из итальянской оперы. Взбалмошная была паненка, симпатии свои часто меняла, обманывала ухажеров, но Авраам не верил. Любит она меня, говорил, вижу, что любит...

  Хитрая Анелька, подстрекаемая дядей, убедила юношу креститься, обещала, что потом и о свадьбе договорятся, с паном и пани его познакомит...

  Авраам согласился, пошел в костел. Сопровождал его опекун Тарновский, в бордовом жупане на перламутровых пуговицах в старинной шляпе с пером страуса. По дороге они всем кланялись, и пан Тарновский говорил: веду приемыша своего к вере Христовой, на святое крещение (произнося эту фразу, старый Нисим скорчил презрительную гримасу). Восприемниками его были тоже знатные поляки. Перед крещением Авраама обстригли, а то он был лохматый как баран, сняли еврейскую одежду, надели модный польский костюмчик. И крест ему пани Тарновская подарила не простой медный, а золотой, старинный, с камнями, который предназначался ее неродившемуся сыну.

  Очень Тарновские к Аврааму привязались, пан даже слухи сеял, будто он - его грешок от еврейки. А осенью красивая пани вышла замуж. За шляхтича. С тех пор в Бары носа не казала.

  И с чувством выполненного долга трактирщик Нисим поспешил исчезнуть в бездне своего погреба. Барченко стоял ошеломленный. Он напрочь забыл о поисках дезертиров, шепча, что ничего никогда не происходит просто так, без повода и последствий. Если повстречался этот чудной старик, именно мне от скуки поведал эту историю, а не какую-нибудь другую, значит, все не случайно! Я хотел узнать об Аврааме Исаевиче из местечка Бары? Хотел. Узнал? Узнал. Но мой ли он предок, вот в чем дело! И что такое этрог? Оставили ему родители скрипку и серебряный этрог. Рог? Украшение?

  Потом ефрейтора Барченко замотали дела, и старого трактирщика он больше не видел. Полк их перевели, прорыв фронта ожиданий не оправдал, русская армия вновь отступала.

  Поздней осенью 1915 года Александра демобилизовали по ранению.

  У него открылась малярийная лихорадка, легко, на ногах перенесенная в Индии. Сначала приходилось терпеть, боясь, как бы полковой врач не принял ефрейтора за симулянта, но с каждым днем он все слабел и слабел. Невыносимый жар, дрожь, потеря сознания. Хинина в аптечке не было, лечили кое-как, крестьянскими снадобьями вроде ивовой коры, растертой в порошок. И поскорее спешили отправить в тыл.

  Барченко еле добрался до Петербурга. Несколько месяцев он тяжело болел, не вставая с постели. Заботилась о бедняге молоденькая сестра милосердия, с которой Александр стал переписываться заочно, не зная ли фамилии, ни лица. Девушка увлекалась теософией, возможно, пару раз до войны они пересекались в кружке Успенского, но Барченко тогда ее не заметил.

  Получив письмо с просьбой встретить больного на вокзале, Наталья прибежала на перрон в самый последний момент.

  Перед ней стоял ослабленный, но привлекательный молодой человек с бравыми усиками и георгиевским крестом на зеленом сукне. Выяснилось, что квартира, которую Александр снимал на Васильевском острове, заперта, хозяева - пожилая немка и ее вдовая сестра, высланы в Германию как "иноподданные". Вещи, включая редкую библиотеку, они успели передать герцогу З. Адресный стол не отвечал, казалось, что герцога З. не существует в природе.

  Барышня сказала, что у нее есть тетя, а у тети пустуют две хорошие комнаты с отдельным входом, ванной и кухней. Туда она и привела падающего от упадка сил ефрейтора с георгиевским крестом. Сквозь жаркую пелену малярийного бреда Барченко видел круглое лицо Натальи, смешивающейся в его воспаленном воображении с иной Натальей, той дурехой, что кидалась с моста в городишке Боровичи, и с пани Фиолиной Аспидовской.

  - Выздоровеешь, и мы обвенчаемся - шептала Наталья ему.

  Александр не возражал: во-первых, поспорь, когда температура 41 градус и 4 десятых, во-вторых, только на его глазах погибло столько людей, что, чтобы восполнить потери, оставшимся в живых мужчинам правительство должно разрешить жениться по-магометански, хотя бы на двух.

  - Серебряный этрог, терзался он, размахивая руками, точно пытаясь отогнать от себя адский жар, серебряный этрог...

  Венчались они тихо, в маленькой церквушке. Старый священник спросил жениха перед обрядом, не поддавался ли соблазнам атеизма.

  - Я верю в Господа, сказал Александр, глядя в окно.

  В лучах яркого солнца улыбался лембергский востоковед Абранчак-Лисенецкий...

  12. На перепутье двух миров.

  В конце 1915 года, едва оклемавшись после ранения, Барченко продолжил работу, написав курс лекций "История древнейшего естествознания".