Из камеры мы отправились в подземелье для пыток, где меня привязали к стулу вблизи от ревущего огня. Стены щетинились крюками и щипцами, которые должны были меня напугать, но вместо этого воодушевили: их можно было использовать как оружие взамен того, что у меня отобрали.
Мой допросчик прокашлялся.
– Вы недавно прибыли в город и обвиняетесь в распространении заразы.
– Зачем мне приезжать куда-то и тут же пытаться истребить местное население?
– Люди из других стран обычно именно это и делают, судя по моему опыту.
– Вы не правы. Я тоже перенесла эту болезнь.
Вместо ответа он снова закашлялся. Сначала я подумала, что это из-за простуды, вечной спутницы англичан, но вскоре стало очевидно, что он и сам болен, причем болезнь прогрессирует.
– Половина ваших соседей по улице уже умерли, и зараза продолжает распространяться. Но вам каким-то чудом удалось выжить. Вы добились этого при помощи черной магии? Вы можете остановить болезнь?
– Если это допрос, почему вы уже привязали меня к позорному стулу?
– Распространение заразы карается смертью. – Он опять начал кашлять.
Я покосилась на инструменты для пыток. Дознаватель перехватил мой взгляд и знаком приказал солдатам подойти ближе. Двоим. Всего двоим. Я поспешно опустила глаза, чтобы он не заметил мелькнувшее в них облегчение: справиться со мной было по силам разве что дюжине таких молодцев.
С другой стороны, после этого пришлось бы вскрывать замки и переплывать окружавший башню ров, а я была измучена и хотела только побыстрее вернуться к детям.
– Врачи, – вдруг вспомнила я. – На улице… Там был доктор.
– Кто?
– Какой-то ученый. Он сказал, что может все исправить.
– Откуда он взялся?
– Не знаю. На нем была маска.
– Шут или мошенник. Решил поживиться за счет больных и неразумных.
– Возможно.
Он внимательно посмотрел на меня, и в его светлых глазах я заметила любопытство. И кое-что еще. Отчаяние.
Потом они оставили меня в камере пыток. Надолго. Мне хватило времени, чтобы ослабить путы.
А еще говорят, что это самая неприступная тюрьма Англии!
У меня за плечами было три месяца еженощных связываний в монастыре флагеллантов[2]
в Амьене. Благодаря одному юному монаху я многому тогда научилась. Он, впрочем, тоже.«Эсси знает, где находится колодец, – мысленно повторяла я. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть она вспомнит, что воду обязательно надо прокипятить».
Вернулся Годфри, а с ним и мои тюремщики. Они никого не нашли. Никаких странных врачей, только горы и горы трупов и десятки умирающих.
Я поняла, что надо выбираться отсюда. Дети ждут.
– Простите. – Заметив дознавателя, я повернулась к нему. – Я кричала, но никто не ответил… Я вспомнила кое-что. Эти врачи, они сказали, где должны будут встретиться… Пожалуйста, простите, но мне не пришло это в голову раньше.
Стараясь говорить как можно беззаботнее и искреннее, я подалась вперед, придавая нашей беседе с заметно ослабевшим Годфри видимость переговоров:
– Мне кажется, они обсуждали встречу в…
В следующую секунду я одним движением развернулась, оттолкнула стул и пнула коленом стол, который отлетел в сторону Годфри, слегка оглушив его.
Почти в тот же миг ко мне подскочили охранники – но я уже успела схватить крюк и клещи, широко раскинула руки, будто готовясь взлететь, и отпустила свое импровизированное оружие. Оба нападавших рухнули на пол. Скрутив Годфри, я вытащила у него из ножен кинжал и потащила заложника к выходу. Он, казалось, был только рад тому, что кто-то помог ему подняться; болезнь так его истощила, что он почти ничего не весил. Сопротивляться Годфри тоже не стал.
– Если я сдамся, – тихо заговорил он под моим испытующим взглядом, – ты отведешь меня к тем докторам?
– Да, – мрачно кивнула я.
– Дайте ей пройти, – хрипло приказал он охране, уже появившейся на лестнице. – Я ее заложник. Эта девушка очень опасна. Дайте ей пройти. Это приказ.
Мы одолели лестницу и выбрались на улицу. Я окликнула лодочника. Тот согласился отвезти нас вверх по течению – по-видимому, впечатленный кинжалом, который я продолжала сжимать в руке. Он утверждал, что в это время нельзя пройти по реке дальше Старых ворот, но я ответила «Еще как можно» и показала ему несколько золотых, которые зашила на такой случай в одежду, а теперь вытащила, пользуясь все тем же кинжалом.
На улице было тихо. Я поспешила к дверям дома. Годфри следовал за мной по пятам.
–
– Я позаботилась о Ру, – прошептала она.
Отпустив ее, я осмотрела своего младшего и посадила в перевязь за спиной, а Йохан немедленно вцепился в меня грязными лапками. Радость затопила мое сердце. Я дала Эсси золотой и велела бежать к пекарю и купить на всех сладостей.
– Помоги мне лечь, – окликнул меня Годфри.
Я совершенно о нем забыла. Он так и стоял, прислонясь к стене, – бледный, задыхающийся, хотя уже тысячу раз мог бы сбежать, и я не стала бы его преследовать.