Юноше, с детства привыкшему к роскоши, было нелегко идти пешком, но еще труднее было просить у пейзан хлеба, чтобы хоть как-то прожить. Кто-то давал, кто-то посылал подальше, а кто-то спускал на бродяжку собак. Но ему удалось отыскать университет, найти господина ректора — горячо любимого Еноха Спидекура и рассказать тому о своем желании учиться. У парня хватило ума передать привет от Уалерия Вайса, но не рассказывать, откуда он пришел, выдавая себя за сына безземельного рыцаря, познакомившегося с бродячим философом.
Господин Спидекур обрадовался, услышав, что друг его юности жив, поговорил с Вилфредом, не проникся его познаниями — в латыни очень слаб, а в философии не знает ничего, кроме того, что рассказывал господин Вайс. Даже не имеет представления — кто автор учения? Тем не менее, ректор принял его на подготовительное отделение при факультете искусства с тем, чтобы через полгода он уже стал полноправным студиозо! Правда, свое пребывание парень должен был отрабатывать трудом. Это показалось ему вполне справедливым, да и труд был не особо обременительным — присматривать за коновязью, куда зажиточные студенты привязывали коней, да в столовой зале, во время совместных завтраков, разносить по столам хлеб и вино. Зато он всегда сыт.
Жить пришлось в дортуаре вместе с неимущими «подготовишками» и первокурсниками. И он был бы вполне счастлив, хотя кроме хлеба ничего не ел, а матрац делил вместе с клопами, но месяц назад в университет вернулись два бакалавра, пребывавших ранее в отпуске. И эти двое превратили его жизнь в ад! Заступаться за него никто не хотел, но все советовали дать бакалаврам сдачи. Драться будущий герцог не любил, а на дуэль старшекурсников он тоже не мог бы вызвать, потому что шпаги у него не было.
И тут, словно по заказу, показались два студиозо — в длинных мантиях (без полосы), из под которых выглядывали рукоятки шпаг и в круглых шапочках с золотыми кистями и изрядно навеселе. Кажется, я увидел нечто знакомое. Да что уж там. Я увидел самого себя, почти тридцатилетней давности — пьяного, ищущего скандала. Но такого, чтобы я издевался над первокурсниками — не было.
— Билл, почему мои сапоги до сих пор грязные? — глумливо поинтересовался первый. Заметив нас, приложил два пальца к краю шапочки. — Приветствую вас, господа опоясанные рыцари, или достопочтенные бюргеры! Будьте так добры — отойдите в сторонку, ибо мне надо потолковать с этим юным неучем о правилах латинского стихосложения!
Второй хихикнул. Несмотря на то, что второй был едва ли не копия первого, заметно, что он из подпевал.
— А также о правилах наведения munditia на сапогах — а как по латыни сапоги, Билл?
— Господа студиозо, разве вы не видите, что ваш сотоварищ встретился с родственником? — вмешался маг. — Посему, не могли бы вы оставить нас?
— Дорогой друг, — сделав недоуменное лицо, повернулся «первый» ко «второму». — Мне послышалось, или кто-то осмелился мне возразить?
— Ну, не могло же послышаться обоим сразу?! — хихикнул «второй». — Мне кажется, этот мальчишка нуждается в трепке!
— Эти мальчишки, — уточнил «первый». Окинув меня насмешливым взглядом, сообщил: — А можем, заодно взгреть и папашу!
Кровь уже готовилась ударить мне в голову, я положил руку на эфес, сделал шаг вперед, но лица обоих наглецов вдруг изменились — улыбка сменилась изумлением, потом страданием и, не сговариваясь, оба студента-аристократа резко развернулись и, перейдя на бег трусцой, поспешили прочь.
Я уже обрадовался, что одним своим видом устремил противника в бегство, но все испортил придворный маг.
— Не добегут, — с удовлетворением констатировал маг, а когда я посмотрел на него, пояснил: — Молодые люди вчера плотно поужинали, причем — довольно поздно, но опорожнить свои кишечники не успели.
Ну, господин Габриэль! Даже и не знаю, что более жестоко — оторвать голову сопернику, или заставить юнцов наделать в штаны?
Глава 20. Студенческое братство (продолжение)
Кажется, в Швабсонии нам больше нечего делать. Надо брать Силуда — младшего в охапку и ехать обратно, пока он не передумал. Парень, может взбрыкнуть и отказаться возвращаться, устыдившись минутной слабости. Еще нужно попросить мага провести с юношей воспитательную работу — убедить Вилфрида в том, что это не он решил сбежать из университета, где его обижали, а виноваты два нехороших дядьки, вынудивших его вернуться. А он, как любящий сын и наследник, не осмелился игнорировать приказ отца и повелителя. Это сейчас мальчишка рад, а что будет потом? Свидетелей собственной слабости никто не любит — ни простонародье, ни титулованные особы. А у августейших персон есть еще и возможность избавиться от ненужных свидетелей. Может показаться, что я боюсь последствий. Что тут сказать? Пару лет назад мне было бы все равно, а теперь есть что терять. Дома меня ждет Кэйтрин и, по приезду, я наконец-таки куплю обручальные кольца, а ссориться с тем, кто станет владетельным герцогом, способным испортить нам жизнь (ну, за себя мне не страшно, не привыкать, а вот девчонке!) не хотелось.