Долги наши

Из машины выходит профессор. Это небольшого роста человек в очках, лет сорока.

— Черт, та же история…

— Профессор Фиолетов… — шепчет Саша, схватив Толю за руку.

На полянке появляется жена профессора — Татьяна Ивановна.

— Осторожно, Миша, тут какой-то ров.

— Останемся здесь? Смотри, как красиво.

— Пошли искупаемся, — тихо говорит Саша Толе, и они уходят.

— Миша, — обращается к мужу Татьяна Ивановна, — директор не заявит в милицию?

— Ну, и что? Пусть поищут наши трупы в море. Зато на будет проклятого гонга к завтраку. Буду есть, когда захочу. Не увижу больше ни доктора Фукса, ни товарища Козлова во всесоюзной полосатой пижаме, ни мадам Козлову с ее медицинскими вопросами, ни культурника Васю с его гениальными шарадами и аккордеоном.

— Тут, конечно, красиво… но как-то без удобств…

— Зато — ни души. Человек имеет право на одиночество. Это надо было бы записать в Конституции. Меня не будут сто раз в день бодрым голосом спрашивать: как жизнь? Как дела?

— Ты становишься человеконенавистником.

— Обывателененавистником! Мы тут прекрасно устроимся. Как первобытные люди. Сошьешь мне трусы из рыбьей чешуи. И зачем мы мучаемся в этих чертовых домах отдыха? И без того весь год регламент: клиника, лекции, прием больных, кафедра. Даже удовольствия связаны с регламентом. В театр — в семь тридцать, в консерваторию — к восьми. Лети, спеши, успевай дома одеться, в театре раздеться. В двенадцать спать, в восемь вставать, к девяти в институт. И когда наконец приходит отпуск, вместо свободы — новый регламент: подъем, завтрак, обед, мертвый час, кино. И целый день со всеми здороваешься, как приговоренный: здравствуйте, доброе утро. Как спали? Приятного аппетита! На здоровье. Спасибо.

— Успокойся, дорогой. Тебе нужно серьезно отдохнуть. Ты последнее время стал таким раздражительным.

— Думаешь, легко мне далась эта история с Вадимом.

— До сих пор не пойму — почему ты не выступал на Ученом совете?

— Сам не знаю… тебе покажется мелочью — я неудобно сел. Зажали меня со всех сторон — вставать как-то неловко… И, кроме того, надоели драки, надоела собственная принципиальность. Она уже стала превращаться в нечто вроде чести старой девы. Подумаешь, проскочит еще одна пустая диссертация…

— Значит, ты поступил так, как хотел?

— Как хотел, как хотел… Ладно. Давай устраиваться.

На поляне появляется капитан милиции.

— Инспектор милиции капитан Целуйко.

— Здравствуйте, — отвечает профессор.

— Простите, это ваша «Волга»?

— Моя.

— Разрешите права.

Профессор подает ему права.

— Я разве нарушил что-нибудь?

— А что за прокол в талоне?

— Придрался тут один из ваших. По Ленинграду езжу сколько лет без нарушений.

— Не сердитесь, по здешним дорогам нужно ездить особенно аккуратно, а то задавите человека — себе отпуск испортите, и ему неприятность.

— Я думаю, неприятность!

— Москвичи и ленинградцы приезжают к нам гордые: «Что нам ваша провинция». Погордятся, погордятся, потом, глядишь, со всей семьей на повороте — в пропасть! Хотите здесь расположиться?

— Да.

— С водой только будут затруднения.

— Почему?

— Один колодец. На этой даче.

— Что ж, у них нельзя воды попросить?

— Попросить можно.

— А что же?

— Да так… увидите сами… желаю отдохнуть.

— Простите, где дача Потапенко? — подойдя к ним, спрашивает девушка. В ее руке маленький чемоданчик.

— Инспектор дорожной милиции капитан Целуйко, — козырнув, представляется капитан.

— Лена, — отвечает девушка.

— Вы ищите товарища Потапенко?

— Да. То есть нет, то есть да.

— Дача Потапенко — вот она.

Вдруг Лена, почти падая, садится на землю.

— Что с вами?

— У меня есть валерьянка, — говорит Татьяна Ивановна.

Лена пытается встать.

— Нет, нет, спасибо.

— Вот, деточка, выпейте.

— Спасибо, все прошло.

— Позвольте донести чемоданчик… — предлагает капитан.

— Он легкий.

— Ну, Таня, пойдем устраиваться, — говорит жене профессор. Они уходят с полянки.

— Вы издалека? — спрашивает Лену капитан.

— Из Сибири.

— Отдыхать?

— Да. То есть нет.

— Извините, что расспрашиваю. Это не по службе. Если не хотите отвечать…

— Нет, почему же… А вы всегда здесь? Это ваш пост?

— Пост… нет. Просто послали разыскать одного человека.

— Украл что-нибудь?

— Да нет… Человек знаменитый.

— Нашли?

— Засек. Жив-здоров. Вот возьмите, тут мой телефон, а то вы одна, без спутников… Мало ли…

— Зачем я буду звонить в милицию?

— Вы не поняли. Я в совершенно личном порядке.

— Ну, спасибо.

— До свидания.

— До свидания.

Капитан очень бережно пожимает Ленину руку.

— А как ваша фамилия?

— Просто Катя, — смутившись отвечает Лена.

— Очень приятно познакомиться. Мне послышалось, вы раньше сказали «Лена».

— Это меня в детстве так называли. Уменьшительное имя. Настоящее Екатерина, уменьшительное Лена.

— Очень интересно.

— Глупо, конечно.

— Всего лучшего.

Капитан уходит.

Оставшись одна, Лена приближается к калитке дачи. Останавливается в нерешительности. Протягивает руку к звонку. Не позвонив, отходит. Возвращается. Наконец дергает звонок.

Из калитки выходит Дуся.

— Алё. Вам кого?

— Простите, пожалуйста. Это дача Потапенко?

— Вы, наверно, по объявлению?

— По какому объявлению? Ах, объявлению… Да, конечно, по объявлению.

— Тогда пойдемте. Я вам покажу.