Долгие поиски счастья

Это было стихотворение-обращение к французским депутатам и журналистам, выразившим сочувствие польским бунтарям, появившееся в печати после взятия Варшавы.

…И ненавидите вы нас…За что ж? Ответствуйте, за то ли,Что на развалинах пылающей МосквыМы не признали наглой волиТого, пред кем дрожали вы?За то ль, что в бездну повалилиМы тяготеющий над царствами кумирИ нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?Вы грозны на словах – попробуйте на деле!Иль старый богатырь, покойный на постеле,Не в силах завинтить свой измаильский штык?Иль русского царя уже бессильно слово?Иль русский от побед отвык?Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,От финских хладных скал до пламенной Колхиды,От потрясённого Кремля

До стен недвижного Китая,Стальной щетиною сверкая,Не встанет русская земля?…Так высылайте ж к нам, витии,Своих озлобленных сынов:Есть место им в полях РоссииСреди нечуждых им гробов.

– Молодец, Прохорова, – похвалил её учитель, поглаживая бородку. – Ставлю отличную оценку. А вы, дети, берите пример с Вари, как она отвечает урок и декламирует стихи.

Потом Константин Николаевич обратил внимание учеников, что уже через несколько дней Пушкин написал новые строки:

В боренье падший невредим;Врагов мы в прахе не топтали;Мы не напомним ныне имТого, что старые скрижалиХранят в преданиях немых;Они народной НемезидыНе узрят гневного лицаИ не услышат песнь обидыОт лиры русского певца.

Вот так Варя запомнила эти стихотворения гения и польские события, связанные с ними.

А поляки меж тем устроили третье восстание 1863–1864 годов. Бесчинствующие толпы оскверняли православные кладбища, плевали на могилы и рвали цветы. В городах срывали русские вывески и все те, что были написаны не на польском языке. Громили дома, где жили русские семьи, посылали русским письма с угрозами расправы. Восстание для самых отъявленных мятежников окончилось Сибирью и каторгой.

Поляки вообще считались представителями одного из самых неблагонадёжных национальных меньшинств. Зачастую за деятельность, подрывающую государственные устои, их ссылали на Кавказ – его называли тёплой Сибирью.

– Послушай, мама, а может, зря мы огород городим? – обратилась Малгожата к пани Ванде. – Зачем нам искать кого-то неизвестного, если есть пан Анджей? Может, мне им заняться? Он всегда под рукой, его семейная жизнь у нас на глазах, опять же Дануту можно и…

– Даже думать забудь о пане Анждее! – воскликнула мать, едва не захлебнувшись от возмущения. – Пан Анджей – это табу! И помышлять о нём не смей!

Малгожата недоумённо пожала плечами. Она не ожидала, что мать так резко выскажется по поводу её затеи. Ведь это было бы так удобно – пан рядом, далеко бегать не надо, а благодаря разным хозяйственным заботам и присутствию её в панском доме роман можно сохранить в тайне. Почему матери это не понравилось?

Ответ пришёл неожиданно. Через несколько дней Малгожата пошла как-то искать пани Ванду. Её нигде не было, хотя она точно знала, что мать в панском доме. Те комнаты, которые были открыты и куда можно было заходить, были пусты. Она обошла много помещений и уже готова была вернуться домой, как вдруг сзади щёлкнул замок, дверь неуверенно открылась и оттуда вышла пани Ванда. Малгоша, едва услышав звук поворачивающегося в замке ключа, инстинктивно скрылась за тяжёлой портьерой и, увидев мать, уже хотела было выйти к ней с упрёками, что её так долго пришлось искать, как вдруг та обернулась назад, и Малгожата увидела крепкие мужские руки, обнявшие пани Ванду. На глазах у изумлённой Малгожаты влюблённые слились в прощальном поцелуе. И хотя лица мужчины из-за открытой двери не было видно, она узнала руку в золотых перстнях, лежащую на талии пани Ванды. Это был Анджей Собчак.

Пани Ванда смущённо поправила своё убранство и пошла далее выполнять свои обязанности по надзору за челядью дома Собчаков.

Когда дверь за паном Анджеем притворилась, Малгожата вышла из своего укрытия и долго смотрела вслед матери. «Ну, мамаша, ты, оказывается, у нас богиня любви», – саркастически подумала она. Так вот почему она запрещала Малгоше даже думать о Собчаке!