Долгий путь домой

– Ой бай! – опять воскликнул Данияр и бросил взгляд на генерала, которого на гектаре тоже не будет рядом с Лядовым. – Я, дорогой, эту мысль понял…

– Поэтому! – с назидательным упором произнес Грим. – Нам за счет заведения твоего хозяина ничего не надо!

По лицу Данияра скользнула радость, но на всякий случай он безнадежным голосом протянул:

– Хозяин сказал… Его слово для меня закон.

– То, что он сказал, это для тебя закон, а для нас оскорбление, понял? – спросил Грим.

– Какой красивый мысль! – Радость полностью овладела Данияром. – Ты хочешь заплатить? Ты гордый человек! Ты был бы настоящий узбек! – польстил Гриму Данияр. – Только ты хозяину не говори… – Данияр сиял, теперь он затраты на стол повесит на хозяина, а оплату банкета наличными положит в карман.

– Он тебе заплатит, сколько скажешь, – Грим указал на майора, и они вернулись за стол, где уже гудело смехом, говором, звоном посуды дружное веселье. Только одноглазый капитан, полностью овладев вниманием Ефима Моисеевича, рассказывал ему:

– Я ему говорю, ты заделай мне стеклянный глаз, чтобы был как настоящий. А он, сука очкастая, спрашивает: зачем тебе эта бутафория, ты щас как Кутузов, а будешь как Азазелло! Представляешь, прямо так и оскорбил, сказал – будешь как Азазелло!

– А зачем вам стеклянный глаз? – поинтересовался быстро окосевший Ефим Моисеевич, с лёгким ужасом глядя на одноглазого капитана и пытаясь отстраниться от него, словно ему явился натуральный Азазелло. – Это такие расходы…

– А я ему, значит, говорю, как зачем, я жениться хочу! Я же не могу жену одним глазом сверлить!

– Тогда, конечно, – согласился Ефим Моисеевич, – когда смотришь за женой в оба глаза, это совсем другое дело!

После заместителей комдива майор дал слово их женам, чем отвлек их от увлекательного занятия. Женщины зыркали на грудь графини и страстно шушукались. Декольте Марии Владимировны было прикрыто до горла чем-то неуловимо розоватым, сумрачно поблескивающим, тяжелым даже на глаз… От этой таинственной штуки супруги комсостава пребывали в неистовстве, шипели друг другу:

– Манишка, что ли, такая, вроде как накладная…

– Может вышивка набойная, с бисером?

– Какая вышивка, ты глянь, какой блеск!

– Бижутерия, что ль?

– Ну да, станет тебе графиня бижутерию на себе таскать!

Все гости с фальшивым волнением тарахтели одно и то же – про любовь, единение душ и счастье в личной жизни. Мария Владимировна была растрогана, простодушно смотрела на всех с сердечным умилением. Грим деловито выпивал, закусывал, с желчной иронией поглядывал на особо скудословных. Оркестранты сидели за отдельным столом, изумляя Данияра своим солдатским аппетитом. Они жевали молча, размеренно, при этом у всех синхронно с челюстями двигались уши. Официанты не успевали убирать пустые блюда и подавать полные. Музыкальное сопровождение обеспечивали только скрипка и флейта, в ползвука наигрывали мелодию «а эта свадьба, свадьба пела и плясала». При этом скрипач и флейтист косили глазами на уставленный закусками стол оркестра.

Застолье наладилось распрекрасное. Все были слегка хмельны, веселы, радушны друг к другу. От армейских анекдотов воздерживались. Майор Брагин был доволен реализацией своего «плана мероприятия». Только вот Михалыч раздражал его. Он еще на кладбище не понравился майору, темный какой-то мужик, скользкий, косит под дурачка, а глаза холодные, колкие. А здесь, за столом, рядом с командованием и графиней, этот мужик вообще был как… обезьяна с гранатой. Хотя Михалыч ничего такого не делал, сидел смирно, тупо глядя в стол, послушно выпивал вместе со всеми, зажёвывал водку баклажанами с чесноком.

– Миха-а-лыч… – с затаённым коварством тихо окликнул его майор.

– Ась? – Михалыч поднял на майора глаза, в которых тот с удовольствием увидел панику.

– Готовься, – вкрадчиво прошептал майор и объявил: – А сейчас слово предоставляется лучшему другу нашего молодожена и спонсора, вот он сидит перед нами, этот лучший друг… Давай!

Все с любопытством уставились на коренастого, с ёжиком, в каком-то подозрительном черном костюме, с мощными кривоватыми руками мужика. Гостям было очень интересно, кто же тут лучший друг супруга графини. Михалыч тяжело, как со штангой на плечах, встал, тяжело посмотрел на веселого майора, что означало «Убью!»

– Ну что я могу сказать…

– Рюмку-то возьми, – ехидно подсказал майор.

– Ну так это… Что я могу сказать… Что здесь говорилось, так я к этому присоединяюсь, согласный я, значит, с этим. Всем, значит, этого, здоровья…

– О! Сержант Петров стрельбу закончил! – доложил гостям веселый майор.

Командный состав добродушно заржал. Михалыч сел, рукавом погребального пиджака вытер испарину со лба, расплёскивая, налил себе воды и, булькая кадыком, оглушил фужер. Вид у него был такой, словно он только что одним махом выкопал могилу. Генерал уловил издёвку над Михалычем. Вдруг тепло сказал ему: