Долгий путь домой

– Асбест смертельно опасен, – вновь заговорил Гамаш. – Нет никакой гарантии, но достаточно велика вероятность, что тот, кто будет что-то делать с этой картиной, вдохнет асбестовую пыль и умрет.

– Он не похож на того маньяка, который рассылал по почте споры сибирской язвы? – спросил Бовуар. – Может, мы имеем дело с серийным убийцей?

– Вы думаете, он рассылал свои картины в галереи по всей Канаде? – спросила Клара.

Мирна, Клара, Бовуар и Гамаш шагали, вспоминая единственное имевшееся у них изображение профессора Нормана. Автопортрет сумасшедшего.

Грешная душа, подумал Гамаш. Человек, который загрязнял асбестом собственные творения. И рассылал по всей стране. Понимая, что тот, кто откроет контейнер, развернет холст и восхитится живописью, предрешит свою судьбу.

Пылинки асбеста окажутся в воздухе, повиснут в нем – маленькие кристаллики, крохотные волокна. Они попадут в дыхательную систему, осядут в легких. Станут углубляться в ткань. Уходить все глубже. Прорывать туннели.

А внешне любитель живописи будет вести обычную жизнь. Не зная, что он вдохнул запах Самарры. Собственной смерти.

Ходить по палубе стало невозможно, и они переместились в кают-компанию, когда заверещал телефон Гамаша.

Звонил ректор колледжа искусств.

– Мне стало как-то не по себе после нашего разговора, месье Гамаш, – сказал он. – И я попросил нашего сотрудника, отвечающего за безопасность и гигиену, проверить выборочно колледж на наличие асбеста. Точные результаты будут через несколько дней, но, по предварительным данным, у нас все чисто, за одним исключением. Подозрительное место выявлено в мастерской профессора Мэсси.

– И что это значит? – спросила Мирна.

– По-моему, совершенно ясно, что это значит, – сказала Клара.

На остатки мелочи они купили горячий шоколад в автомате и уселись за столик у забрызганного водой окна.

Нос «Морского волка» поднимался и падал, поднимался и падал. Время от времени он поднимался выше, чем прежде, зависал на мгновение, а потом обрушивался. Шторм усиливался, надвигался прямо на них. А они спешили ему навстречу.

Они держали стаканчики с горячим шоколадом в руках, но напиток все равно расплескивался. Клара на миг вспомнила о Марселе Шартране, лежащем внизу, в чреве корабля.

– Это значит, нам известно, кому Норман отправлял свои картины, загрязненные асбестом, – сказала Клара, продолжая разговор.

– Профессору Мэсси, – уточнил Бовуар.

– Но зачем? – спросила Мирна. – Мэсси добился его увольнения. Зачем ему доверять Мэсси свои работы?

– Он ничего не собирался ему доверять, он собирался его убить, – возразил Гамаш.

Он по привычке повернулся к Жану Ги Бовуару.

Теперь они оба оказались на знакомой им территории. Сколько раз сидели они вот так друг против друга за пластиковыми столиками, за деревянными столами, за досками на заболоченном поле, в машинах, самолетах и поездах. Под ярким солнцем и в зимнюю метель.

Вдвоем.

Пытаясь не то чтобы четко увидеть свой путь, но увидеть свой путь в темное сердце. Пытаясь раскрыть первое, древнейшее преступление. Преступление Каина. Убийство.

Бовуар, поразмыслив, сказал:

– Но если Ноу Ман загрязнял свои картины и отправлял их Мэсси, то разве нельзя предположить, что Мэсси стал бы их продавать? Искать покупателей?

Гамаша тоже беспокоила эта мысль. После того как Ноу Ман выпускал картины из своих рук, с ними могло происходить что угодно. Он не мог знать, кого они убьют – Мэсси, или студента, или какого-нибудь несчастного безвестного коллекционера.

Возможно, Ноу Мана не волновало, кого еще он убьет, лишь бы среди жертв оказался профессор Мэсси. Или…

– А может, его работы никуда не годились, – сказал Гамаш. – Может, он намеренно посылал картины, зная, что Мэсси никому не станет их показывать.

– Нет, тут что-то не так, – проговорила Мирна. – Профессор Мэсси ненавидел Себастьяна Нормана. Он дал Норману работу, а Норман воспользовался ситуацией, чтобы пропагандировать свою излюбленную теорию десятой музы. Потом он устроил выставку отвергнутых работ. Профессор Норман делал все, чтобы дискредитировать колледж. Зачем Мэсси стал бы ему помогать?

– А вы бы стали?

Этот вопрос прозвучал из уст Бовуара, и адресован он был Гамашу.

– Клара и Мирна обе говорили, что профессор Мэсси чем-то напомнил им вас, patron. Я видел, как вы делали самые невероятные вещи, помогая людям, на которых все махнули рукой. Людям вроде меня. Вам не кажется, что Мэсси все равно хотел поддержать Нормана?

Гамаш задумался.

– Не исключено. Может быть, он не ненавидел Нормана, – сказал Гамаш, обращаясь к Мирне, – а испытывал к нему сочувствие. Может быть, даже считал себя ответственным за то, что поставил Нормана и колледж в такое положение.

Мирна посмотрела на Армана. А Арман посмотрел на Мирну.

– Да, – произнесла она, вспоминая их терапевтические сеансы. – Такое возможно.

– Я думаю, Мэсси – тот агент, которому Люк Вашон отправлял холсты, – сказал Гамаш.

– Холсты, загрязненные асбестом, – добавил Бовуар. – Может быть, Мэсси и не ненавидел Нормана, а вот Норман ненавидел Мэсси. За то, что тот заставил его уволиться.