Долгий путь домой

При появлении Бовуара Гамаш сунул книгу в карман.

– Ректор снова вышел на нас. Он пытался связаться с вами, но вы не отвечали.

– Телефон у меня в кармане, – сказал Гамаш. – Я не слышал вызова.

– Вы спрашивали, где в кабинете Мэсси обнаружился асбест.

– Да. И где?

– Они запечатали помещение и сейчас делают лабораторные анализы, но пока ясно, что асбест сосредоточен в одном месте.

– В кладовке? – спросил Гамаш. – Там, где Мэсси, вероятно, держал картины Ноу Мана.

– Нет. В задней части мастерской, на одной из картин.

Клара свела брови к переносице – признак задумчивости и недоумения.

– Но там висела только одна картина. – Она побледнела. – Я ее не видела, но ты видела, – сказала она Мирне.

У Гамаша внезапно сжалось сердце, словно его ударили сзади. Рейн-Мари тоже видела ту картину. Стояла достаточно близко, чтобы ее оценить. Чтобы вдохнуть воздух рядом с ней.

– И она покрыта асбестовой пылью? – спросил он.

– Не покрыта. На ней обнаружились следы. – Бовуар тут же понял озабоченность шефа. – Только с задней стороны. Учительница была права. Ноу Ман загрязнил асбестом холст, чтобы Мэсси, двигая его, надышался асбестом, не подвергая никого другого опасности. В воздухе пыли не было. Вдохнуть ее никто не мог.

Сердце Гамаша успокоилось, а мысли набрали скорость.

– Та картина, – он повернулся к Кларе, – она действительно была хороша, верно?

– Я к ней не подходила, но Мирна ее видела.

– Картина замечательная, – подтвердила Мирна. – Гораздо лучше остальных.

– Но ее написал профессор Мэсси, а не Ноу Ман, – сказала Клара. – Каким же образом холст оказался загрязненным?

Гамаш в недоумении откинулся на спинку скамьи. Все складывалось. Почти. Если не обращать внимания на один-единственный вопрос.

Если картину написал Мэсси, то как Ноу Ман мог загрязнить ее асбестом?

Как Ноу Ман получил к ней доступ? Да и к асбесту тоже.

– Мы упустили какое-то звено, – сказал Гамаш. – В чем-то ошиблись.

Подошло время обеда, но повара не отважились включать духовки и плитки, поэтому все ели сэндвичи. При этом им приходилось крепко держаться, поскольку волны становились все выше и шире. Даже у бывалых моряков лица посуровели.

Гамаш, Бовуар, Мирна и Клара отвлекались от качки, снова и снова обдумывая то, что им стало известно. Факты.

Маршрут Питера по Европе. «Сад космических размышлений». Каменный заяц.

Бовуар сунул руку в карман и нащупал там кроличью лапку.

Приезд Питера в Торонто и в колледж искусств. Его встреча с профессором Мэсси.

А потом отъезд в Шарлевуа. В Бэ-Сен-Поль. Вроде бы в поисках музы. Десятой музы. Неприрученной музы, которая могла исцелять и убивать. И поклонника той музы. Ноу Мана.

Четверо друзей снова и снова сопоставляли известные им сведения. И еще раз.

Но отсутствующее звено пока не находилось.

– Ну что ж, – сказала Клара, – ответ мы узнаем завтра. Корабль прибывает в Табакен утром.

Она вытянула руку, держа за колечко большой ключ.

– Что это? – спросил Бовуар.

– Ключ от нашей каюты, – пояснила Мирна.

– Это предложение? – осведомился он.

– Наше плавание еще не настолько затянулось, – парировала Мирна и услышала смех Гамаша. – Это приглашение. Наш диван легко превращается в кровать.

– Но вы же на нем спите, – возразил Бовуар.

– Нет, мы будем в спальне.

– В спальне?

– Кажется, это называется парадным залом, – сказала Мирна. – Можете воспользоваться нашим душем или ванной.

– Метафорической? – спросил Гамаш у Клары, и та покраснела.

Бовуар, прищурившись, выхватил ключ из ее руки.

– И можете угощаться всем, что найдете в холодильнике, – любезно разрешила Мирна, зигзагами выходя с Кларой из кают-компании.

Бовуар сунул ключ в карман, поближе к кроличьей лапке.

Они поговорили еще немного, вернулись к некоторым деталям. Но ясности не наступило.

Гамаш поднялся:

– Я устал. Клара права: мы узнаем ответ завтра утром.

Они двинулись в капитанскую каюту, но перед этим зашли в адмиральскую, чтобы проверить Шартрана и взять туалетные принадлежности и чистую одежду.

Открыв дверь капитанского номера, Бовуар замер.

– В чем дело? – спросил Гамаш. – Так тесно, что не войти?

– Да сюда целая армия войдет, – проговорил Бовуар и отошел в сторону, чтобы шеф все увидел.

Кухня. Полированный обеденный стол. Панорамные окна. Кресла. Закрытая дверь красного дерева, ведущая предположительно в парадный зал, где спали Клара и Мирна.

А еще диван, разложенный в большую кровать с чистыми, накрахмаленными простынями, подушками и одеялами.

– Я в жизни не видел ничего прекраснее, – прошептал Бовуар. – Я бы женился на этой каюте.

– Только когда меня в ней не будет, – сказал Гамаш, проходя внутрь.

Они по очереди приняли горячую ванну, вода в которой плескалась, – не стоило доверять скользкому полу душевой кабины. Когда Бовуар в махровом халате появился из ванной, он увидел, что Гамаш, держась за край обеденного стола, разглядывает одну из картин Питера.

– Губы, – сказал Бовуар, присоединяясь к шефу.

Губы хмурились на зрителей, а зрители хмурились, глядя на губы.

Проведя два дня на воде, Бовуар еще лучше стал понимать, что хотел выразить своей картиной Питер.