Долгий путь домой

– Я в этом не уверен. Но вы правы: если он приехал, чтобы признаться, то у него не было причин убивать профессора Нормана. И он встретился с вами, а значит, не пытался скрываться. Нет, я думаю, профессор Мэсси, вероятно, раскаялся. То, что в молодости казалось приемлемым, даже разумным, в старости может восприниматься иначе. Видимо, он приехал признаться во всем Норману, может быть, даже попросить прощения. А потом он собирался сдаться полиции. Но Люк Вашон не мог такого допустить.

– Черт побери, – сказал Питер и сел. Потом снова огляделся. – Но почему здесь нет и профессора Мэсси? Почему он не убил их обоих?

– Давайте дождемся, когда Жан Ги арестует Вашона. Наверное, Вашону требовался козел отпущения. Подозреваю, что он хотел инсценировать убийство с последующим самоубийством. Чтобы мы думали, будто Мэсси убил профессора Нормана, а потом утопился. Вашону не составило бы труда сбить его с ног и подержать сколько нужно под водой.

«Еще одна душа для Святого Лаврентия», – подумал Гамаш, понимая, что если он прав, то они, вероятно, никогда не найдут профессора Мэсси.

Однако Вашона они найдут. Если не здесь, то где-нибудь в другом месте. Непременно найдут. Выйдут на след и предадут в руки правосудия.

– Зачем Вашон сделал это? – спросил Питер.

– Я только что объяснил, – ответил Гамаш. – Хотя я могу и ошибаться.

– Нет, я о том, почему он вообще согласился помогать профессору Мэсси?

– А почему люди соглашаются на подобное? – спросил Гамаш. – Почти наверняка из-за денег. Чтобы хватило на открытие собственного бара. На его поддержание на плаву. Чтобы сам он мог путешествовать и писать картины. А от него всего-то и требовалось раз или два в год отправить посылку Норману. И доставить готовые картины в Торонто.

– Он мог притвориться, что даже не знал об их загрязнении, – сказал Питер. – И кстати, что делал Мэсси с готовыми картинами?

– Видимо, уничтожал их, – предположил Гамаш. – Все, кроме одной. Мирна и Рейн-Мари видели ее в мастерской Мэсси. Тот заявил, что сам ее написал, и они приняли его слова за чистую монету, но обратили внимание, что та картина лучше, гораздо лучше всех остальных.

– Почему он ее сохранил? – спросил Питер.

– Я сам задавал себе этот вопрос, – сказал Гамаш. – Зачем Мэсси понадобилось сохранять один из маленьких шедевров Нормана? В качестве трофея? Убийцы иногда так поступают.

– Я думаю, все проще, – сделал попытку объяснить Питер. – Несмотря на все свои недостатки, профессор Мэсси любил искусство. Понимал его. Я думаю, картина профессора Нормана оказалась настолько великолепной, что у Мэсси не поднялась рука уничтожить ее.

Питер издал глубокий вздох. И Гамаш понял, о чем он подумал. О шедевре в его собственной жизни. Об уничтоженном им шедевре. Не о картинах Клары, а о ее любви.

– Я проделала слишком большой путь и слишком долго ждала. – Клара встала. – Я иду.

Мирна встала перед ней на пути к выходу.

Клара посмотрела на нее в упор.

– Я должна знать, – прошептала она так тихо, что услышала ее только Мирна. – Пожалуйста, пропусти меня.

Мирна шагнула к Кларе, но та не шелохнулась.

И тогда Мирна отошла в сторону.

И пропустила Клару.

– Клара ждала вас, – тихо сказал Гамаш. – В тот вечер, о котором вы договорились.

Питер открыл рот, но слова застряли у него в горле.

– Я написал письмо, – ответил он наконец. – Написал, что пока не могу приехать, но как только смогу – вернусь домой. Я дал письмо тому молодому пилоту.

– Она не получала никаких писем.

– Боже мой. Этот тупица, вероятно, потерял его. Она, наверное, думает, что мне все равно. О нет. О боже. Она, наверное, ненавидит меня.

Питер встал и направился к двери.

– Я должен идти. Должен вернуться домой. Поговорить с ней, объясниться. Самолет скоро будет здесь. Я должен улететь с ним.

Гамаш протянул руку и ухватил Питера за запястье.

Питер попытался вырваться:

– Отпустите меня. Я должен идти.

– Она здесь, – сказал Гамаш. – Она приехала за вами.

Глава сороковая

– Клара здесь? – спросил Питер. – Где?

– Она с Мирной в столовой, – ответил Гамаш.

– Я иду к ней.

– Нет, вы должны оставаться здесь, пока не вернется Бовуар и мы не поймем, как обстоят дела. Извините, Питер, но главное сейчас – арестовать Вашона за убийства. А после у вас будет достаточно времени для разговоров с Кларой.

Гамаш вышел на крыльцо и посмотрел, не возвращается ли Бовуар с Вашоном. Но никого и ничего не увидел.

Он вернулся в дом и стал свидетелем того, как Питер подошел к кровати и сделал то, чего, как он и сам знал, не следовало делать. Нарушил правила и погладил руку Нормана пальцем. Чуть-чуть прикоснулся.

Гамаш не стал мешать этому проявлению чувства. Он сошел с хилого крыльца и огляделся, описав полный круг под ярким солнцем.

Ни малейшего движения. Ни малейшего звука.

Ничего.

Каким же мрачным должно было казаться это место Ноу Ману.

И Питеру.

Когда единственными звуками, которые он слышал, был хриплый кашель умирающего человека.

Как сильно, наверное, хотелось ему уехать.

Но Питер Морроу остался. До самого конца.

– Я буду молиться, чтобы вы стали храбрым человеком в храброй стране, – сказал Гамаш.

– Что-что?