Долгое дело

Тахта, узкая, как селедка... Не из гарнитура, рублей на семьдесят. Стоит давненько, выцвела. Возле нее на полушкура. Вернее, шкурка. Что за зверь? Заяц, что ли? А тахта лишь для одной. Странно...

Секретер с книжными полками. Ну конечно, "Три мушкетера" и Мопассан. Журналы мод, как говорится, всех времен и народов. Матрешечки, коробочки, куколки, сувенирчики... Большая фотография - портрет молодого нагловатого мужчины со вздорными усиками. Видать, тот муж, который объелся груш.

Что-то вроде туалетного столика. Склянка на склянке. Крем на ромашке, крем на женьшене. Духи, господи, что за духи. Чуть получше тройного одеколона. Вот, кажется, польские - эти терпимы. А помада? Этой помадой не краситься, а писать на заборах неприличные слова... Да, не "Черный перламутр". А лак? Им пол красить. Нет, Веруша, с такой косметикой космонавта тебе не подцепить.

Проигрыватель. Конечно, не стереофонический. Конечно, заезжен, как лифт. Поставлена пластинка. Бостоны и чарльстоны. А рядом лежит... Ого, классика. Неужели слушает? Ну, да она чувствительная. Сибелиус. Теперь каждый Сибелиус, каждый к себе тянет.

Платяной тоненький шкафчик. Если она хорошо знает бабскую психологию, то паспорт там, под бельем...

Калязина распахнула узкие створки и пошарила в одном из отделений. Затем сунула руку под другую пачку чистого белья. Под третью... Полиэтиленовый мешочек с паспортом и деньгами был в наволочках, лежавших стопкой, как свернутые блины. Деньги она даже не сосчитала. Ее интересовал паспорт. Все верно: Акимова Вера Даниловна. Профсоюзный билет, диплом... Калязина закрыла шкаф - проверка номер один закончилась. Она взяла какой-то журнальчик, села на тахту и опять скинула туфли. Но теперь они скинулись свободнее, сняв не только усталость, но и какое-то напряжение тела. Теперь можно и подремать. Неужели при таком интерьере Вера надеется подцепить дельного мужа? Теперь можно и подремать...

Ключ, заходивший в замке, ее не шелохнул - только пропала сонная одурь и та легкость, которая прилила после опавших с ног туфель. Дверь открылась. Калязина слушала - одна пара каблучков, ее... Пока, еще четверть третьего.

- Аделаида Сергеевна, отвезла.

- Ну и слава богу. Теперь можно и кофейку.

Вера захлопотала, стараясь угодить начальнице. Кофе сварила крепкий и огненный. Подала сливки, настоящие, натуральные, привезенные ей из совхоза. Неначатая, сбереженная коробка грильяжа. И тарелочка коржиков, выпеченных своими руками.

- Со сливками? - спросила Вера.

- Лучше с ликером.

- У меня нет...

- Тогда с ромом.

- Тоже нет.

- А какое вино есть?

- Никакого...

- Милочка, на дворе космический век.

Расстроенная Вера не знала, что и делать.

- Я схожу в магазин.

- О, плохой тон. Будем пить черный.

- Черный - так черный.

- Милочка, что у тебя за лак? - Калязина поймала взглядом ее ногти.

- Обычный, - обрадовалась Вера перемене темы и протянула руку.

Аделаида Сергеевна осмотрела ее пальцы - на краску не было и намека. Но до трех оставалось еще полчаса.

- У вас что-нибудь случилось? - неуверенно спросила Вера.

- А заметно?

- Вы какая-то... серьезная.

- Высшая серьезность, милочка, заключается в том, чтобы воспринимать все с усмешкой.

Вера притихла, сбитая со своего вопроса. Ответить подобным афоризмом она не могла, а простые слова, вроде "кушайте печенье", стесненно не шли. Но Аделаида Сергеевна вдруг спросила:

- Веруша, как ты ко мне относишься?

- Такой вопрос...

- Понимаю, что искренний ответ на него получить трудно, но я спрашиваю не из праздности.

- Очень хорошо отношусь...

- Еще бы, я твой шеф, - усмехнулась Калязина.

- Бывает, что и шефов не любят.

- Редко. Интерес друг к другу, милочка, определяется социальным положением людей. Кто выше, тот и лучше. Для подчиненного начальник всегда интересен, а для начальника подчиненный почти никогда не интересен.

- Значит, я вам не интересна? - решилась Вера на вопрос.

- Милочка, тогда бы я не пришла.

- А я вас уважаю больше всех.

- Больше всех, Веруша, уважать надо только себя.

Калязина польщенно улыбнулась.

Иметь последователен, учеников, школу - не мечта ли?

- А как ты, милочка, относишься к органам внутренних дел?

- К милиции? Никак. Хотя... - замялась Вера.

- Что "хотя"?

- Она жизнь мою испортила.

- Каким образом?

Вера украдкой глянула на фотографию молодого человека с напыщенными усиками.

- Я Вам не сказала... Муженек мой сидел.

- И за что?

- Он был директором склада. Приехала однажды ревизия, а у него в бочках вместо подсолнечного масла вода. В мешках вместо сахарного песка речной. Посадили, ну а потом он ко мне и не вернулся...

- Вот, милочка, и мне милиция жизнь портит.

- Я об этом читала в газетах, но так и не поняла, за что.

- За что? - воодушевленно удивилась Калязина, доставая сигареты. - За что...

День светлел - он то светлел, то темнел. Сейчас вот светлел. Осеннее солнце прощупывало космы тумана неуверенными лучами. Без четверти три, а день посветлел. Туман, как дым, испуганно поднимался к небу. Возможно, что через пятнадцать минут у нее появится ассистентка не только для сверхчувственных опытов. Как только пробьет три и весь туман уйдет в небо.