Долгое дело

Она включила люстру, подбежала к дивану и, вскрикнув, упала на Сергея. Он открыл глаза и не удивился, и не испугался, ничего не спросил и не сказал, словно она пришла к нему раньше, еще во сне. Он прижал ее с такой силой, что она застелила его лицо своими волосами и, казалось, сейчас растворится в нем вся, без остатка... Потом они лежали тихо - она плакала, он вздыхал. Потом он рассматривал ее лицо, вспоминая и узнавая, - близко, близоруко, без очков, отстраняя эти бесконечные волосы. Потом она оглаживала его похудевшие щеки и скулы, но ей мешали свои волосы. Потом он вдыхал ее запах, чуть было не забытый. Но ему мешали ее распущенные волосы. Потом она искала его губы в этих распущенных волосах. Потом он искал губами ее лицо, каждую его точечку, но мешали распущенные волосы. Потом она гладила его спину и бока, проверяя, насколько он похудел и как, господи, она могла это допустить. Потом они начали говорить, бессвязно, почти бессмысленно, скороговоркой, потому что им мешали ее распущенные волосы...

И когда они измучились, он сказал:

- Пойдем пить чай, а? Я ведь не пил его с тех пор.

- Сережа, ты простишь меня, да?

Ее распущенные волосы помешали ему ответить...

Были зажжены все лампы, люстры и торшеры. Испуганная тьма бессильно прижалась к стеклу. Весело, как ксилофон, стучал по жести дождь. И было непонятно, почему город спит. Неужели только потому, что половина второго ночи?

Они пили чай. Она в ночной рубашке, он в трусах. И было не холодно, потому что огненный чай согрел своим ароматом всю квартиру.

- Сережа, мне показалось, что ты меня разлюбил.

- Какая глупость...

- Но твоя любовь стала другой.

- Да, потому что все меняется.

- А я не хочу, чтобы она менялась.

- Лида, ты испорчена песнями о любви. Там любят обязательно молодые, и любят страстно. А что потом?

- А что потом?

- Истинная любовь начинается потом, после молодой и страстной.

- У тебя... началась?

- Теперь я люблю тебя сильнее, чем в юности.

- Почему же ты не спешил на кухню, когда я вскрикивала?

- Потому что я дурак.

Она вдруг побежала к холодильнику, к плите и кастрюлям, чтобы накормить его, чтобы заставить его съесть всю ту пищу, которую он недоел за эти дни. Но Рябинин ее поймал посреди кухни, и меж ними оказались лишь ее распущенные, так и не собранные волосы...

- Теперь у нас любовь, а в молодости была влюбленность.

- Как ты легко отказываешься от молодости...

- Лида, я не отказываюсь, но вторая любовь выше и глубже, хотя она не воспета и не так ярко блестит.

- Для меня всякая любовь священна.

- Всякая? Влюбляется почти каждый молодой человек. А что лет через десять? В лучшем случае супружеская пара. У них была влюбленность, и не пришла любовь.

- И почему так, Сережа?

- Он в своей жизни не страдал. Она в своей жизни не страдала. Вместе они не страдали. Откуда же быть любви?

- А для любви нужно страдать?

- Я так думаю.

- Но ведь любовь - это радость?

- Через страдания.

- Тогда, Сережа, мы будем всегда друг друга любить, потому что мы слишком много и часто страдали.

И промелькнуло, исчезая...

...Нет приятных болезней, кроме одной - любви...

Они все-таки оделись. Она все-таки заставила его есть. И он вдруг обнаружил в себе волчий аппетит, когда ешь и ешь и все больше хочется. Он бы так и ел, нервно и бесконечно, но ее шея и грудь под распахнутым халатом неожиданно - какое там неожиданно - привлекли его губы магнитной силой туда, под кисею распущенных волос...

- Сережа, я никогда себе не прощу этого спектакля с Храминым.

- А кто же мне звонил про свидание?

- Валентину попросила. Подлая я, да?

- Это я глупец.

- Сережа, если я когда-нибудь стану тебя упрекать, ругаться или выкомаривать, ты мне эту комедию вспомни. Вспомнишь, да?

Он все в ней открывал заново, словно она приехала после годичной командировки. Он увидел ее покатые, пологие плечи, женственно уходящие вниз, на руки. Он положил на них свои ладони и покатил их вниз, на руки, но запутался в ночных распущенных волосах...

- Сережа, и все-таки я подлая.

- Вот как?

- Ты страдал, а я тебя почему-то ненавидела.

- Ненавидела?

- Да, злилась на тебя, презирала, терпеть не могла... Разве так может быть?

- Может.

- Что же это, Сережа?

- Это любовь.

- Ты шутишь?

- Любовь требует ответного чувства, ответной реакции. Тебе казалось, что ее нет. Тогда наступает раздражение, злость и даже ненависть. И чем сильнее любовь, тем сильнее эта ненависть.

- Но ведь она может погубить любовь?

- Нет, она живет только за счет любви.

- У тебя было... так же?

- Нет. По-моему, я был психически болен.

- Сережа, Сережа, ну какая же я подлая...

Он опять пил чай. Она опять пила кофе. То ли она задела его стакан халатом, то ли он задел ее чашку локтем, то ли они одновременно задели всю посуду, запутавшись в ее распущенных волосах...

- Сережа, чем вывести пятна чая?

- Кофеем.

- А пятна кофе?

- Какао.

- Дурак.

И тогда они увидели, что за окном белый день.