«Отдохнув дома после беспокойно проведенной ночи, мы с женою ввиду праздничного дня (воскресенья) вздумали после завтрака сделать небольшую прогулку и в один час дня вышли из своего переулка на Новинский бульвар. На углу переулка и в разных местах кучками толпился народ, небольшие толпы стояли и на левом тротуаре, идущем вдоль бульвара… на углу Девятинского переулка я заметил большую толпу, человек в 200–300, перед которой кто-то махал знаменем; тут же я заметил, как несколько человек подпиливало и рубило телефонный столб. Почти тотчас же я услышал там звуки выстрелов. „Бегите, бегите, сейчас начнется страшная стрельба“, – крикнул мне случайно встретившийся знакомый торговец… из толпы
, стоявшей на тротуаре и на бульваре на другой, нашей стороне посыпались через бульвар в драгунов выстрелы; стоявший также в толпе парень лет 18–20, с виду совсем мальчик, также вытащил револьвер, и пули посыпались через бульвар…»* * *
…Облака все темнели и темнели и все более напоминали гигантские сливы, тянущиеся вдоль Невы, над Кронштадтом.
Дневниковые записи Сергея Дмитриевича помрачнели. Газеты воинственно печатали статьи о союзе нескольких империй, о мировой напряженности. Вот некоторые отрывки из дневника Г.С.Ш.:
1904 год
(начало русско-японской войны). «Закончив десятилетие этого дневника, невольно оглянешься на все – и печальные предчувствия 1894 года сбываются. Несвязный этот дневник не послужит ли отражением несвязности явлений? Ясно одно: „Положение России столь же униженно теперь, как возвеличено было 10 лет тому назад…“»
20 октября 1908 г.
(в третью годовщину Манифеста 17 октября 1905 г.). «Боже, как мы далеко ушли от 1894 и куда ушли! Впрочем, у меня не было никогда надежд на преемника. Россия в 1894 и Россия теперь! Не знаю, прочтет ли кто этот дневник, но начало того, что имеем теперь, уже предчувствовалось в нем издавна».
1916 год. «…Подходит 72-й год и нужно Бога благодарить за свою выносливость… вообще я не привык постоянно заботиться о своем здоровье и видеть в этом главный интерес жизни… Нужно благодарить за то, что сохранилось в мои года. Не вижу конца моей болезни, этой непривычной мне слабости в ногах».
Сохранилось письмо неизвестной дамы.
6 августа, 1917 год великой смуты. «Сегодня газеты принесли известие о той „любви и внимании“, которые были выражены Советом солдатских и рабочих депутатов к историческим вещам: уезжая из Таврического дворца, они „заботливо“ захватили с собой люстры, часы и даже градусники… какие предприимчивые археологи!
Женщины известны своей нелогичностью. И вот, вероятно в силу этой нелогичности, в моем представлении все прошедшее за эти 5 месяцев резюмируется: „Пошла барыня к обедне – вышло дело наплевать!“»
А впереди был самый роковой из всех роковых лет России – 1917.