Долгое отступление

Политическое единство в условиях неоднородного общества неизбежно приобретает форму коалиции, даже если технически представителей разных социальных групп и течений удается удерживать в рамках одной партии. Однако чаще параллельно формируется сразу несколько организаций. Проблема здесь не в плюрализме как таковом, а в том, что, с одной стороны, каждая из возникающих групп стремится представить свои взгляды и принципы как единственно правильные, а с другой стороны, плюрализм отнюдь не отменяет того факта, что некоторые стратегические подходы действительно являются более перспективными с точки зрения общих интересов дела

, чем другие. В конце концов, уважение к чужому мнению не отменяет объективной истинности или ошибочности суждений.

Уже Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте» констатируют существование одновременно разных пролетарских и социалистических партий, не видя в этом особой проблемы. Описывая отношение коммунистов к демократическим движениям и «к сложившимся уже рабочим партиям», они призывают своих сторонников отстаивать «будущность движения»[431]

. Иными словами, речь идет о том, чтобы отстаивать наиболее общие и долгосрочные интересы класса, отражающие объективно назревшие потребности развития общества.

К таким же выводам пришел и Троцкий, когда, находясь в изгнании, переосмысливал опыт коммунистического движения. «На самом деле классы разнородны, раздираются внутренними антагонизмами и к разрешению общих задач приходят не иначе, как через внутреннюю борьбу тенденций, группировок и партий. Можно, с известными ограничениями, признать, что „партия есть часть класса“. Но так как у класса есть много „частей“ — одни глядят вперед, другие назад, — то один и тот же класс может выделить несколько партий. По той же причине одна партия может опираться на части разных классов. Такого примера, где одному классу соответствовала бы только одна партия, не найти на всем протяжении политической истории, если, конечно, не принимать полицейской видимости за реальность»[432]

.

Проблема в том, что реальность политической борьбы очень часто диктует свои требования, далеко не всегда совпадающие с требованиями демократии. Решения нужно принимать быстро и добиваться их исполнения независимо от того, насколько все участники дискуссии согласились с их правильностью. По сути дела, реальная политика заставляет — особенно в условиях кризиса или революции — постоянно искать баланс между эффективностью действия и демократическим императивом, заложенным в самой сути социалистического движения. В свою очередь, осуществление политических решений в значительной мере оказывается возложенным на аппарат управления, который обретает тем большую силу и самостоятельность, чем чаще приходится полагаться на его исполнительность вне зависимости от того, велика ли поддержка принимаемого решения массами. Как заметил Троцкий, «живой исторический процесс всегда совершает скачки и требует того же в критические моменты от революционной политики»[433]

. Ожидать полного одобрения, обстоятельного обсуждения и тщательного согласования всех предпринимаемых действий в моменты, когда решается судьба страны, по меньшей мере наивно. Именно потому выдающиеся революционеры (да и вообще политики, возглавлявшие государство в подобные «минуты роковые») вынуждены были действовать авторитарно, опираясь на свой политический аппарат. Принципиальный вопрос состоит не в том, допустим ли такой образ действия, а в том, как не превратить его в постоянную, рутинную и воспроизводящуюся практику, в том числе и в такие исторические этапы, когда требуются совершенно иные подходы[434].