– Да, я приехал сюда нелегально. Меня, собственно, здесь нет. Я вам рассказывал, что вырос в Солт-Лейк-Сити. Родился я в Канаде, в Монреале. Скоро буду мексиканским гражданином. Нужно только иметь хорошего адвоката. Мексика всегда мне нравилась. Если мы выпьем гимлит у «Виктора», это не будет большим риском.
– Уберите деньги, сеньор Майоранос! К ним прилипло слишком много крови.
– Вы ведь небогатый человек.
– Откуда вы знаете?
Он взял банкноту и небрежно сунул ее в карман. Потом закусил губу ослепительно белыми зубами, особенно выделяющимися на темной коже.
– Я не мог рассказать вам большего в то утро, когда вы отвезли меня в Тихуану. Я дал вам возможность позвонить в полицию и заявить обо мне.
– Я не считаю вас плохим человеком. Долгое время я вообще не мог вас понять. У вас хорошие манеры и милые черты характера, но что-то было не в порядке. У вас есть свои взгляды на жизнь, но они не связаны с какими-либо моральными представлениями. Вы были милым парнем, ибо таким были по природе. Но вы чувствовали себя так же хорошо с подлецами и мошенниками, как и с порядочными людьми. Лишь бы эти мошенники хорошо говорили по-английски и умели вести себя за столом. Вы, собственно, дезертир. Я думал, что виной этому война, потом стал думать, что, возможно, вы такой от рождении.
– Я не понимаю этого, – сказал Терри. – В самом деле не понимаю. Я хотел отблагодарить вас, но вы не желаете. Я не могу рассказать вам больше того, что уже рассказал.
– Это величайший комплимент, какой мне только делали.
– Я рад, что чем-то вам понравился. Я попал в тяжелое положение и случайно познакомился с людьми, которые знали, как из него выбраться. Они по моей вине попали в армию и долгое время были на войне. И там я, наверно, единственный раз в жизни инстинктивно, как мышь, совершил правильный поступок. А когда мне понадобилась их помощь, они помогли мне. И бесплатно. Вы не единственный человек на свете, Марлоу, на котором нет ярлыка с пеной.
Он протянул руку и взял мою сигарету. Лицо его местами покраснело под загаром, отчего шрамы стали отчетливее. Он вынул из кармана зажигалку и закурил. На меня повеяло запахом его духов.
– Вы меня многим подкупили, Терри. Улыбками, жестами и тихими вечерами в баре за бокалом вина. До свидания, амиго! Я не хочу с вами прощаться. Было бы очень печально и тяжело совсем с вами распрощаться. Я это уже пережил.
– Я слишком поздно вернулся сюда, – сказал Терри. – Эти пластические операции очень долго длятся.
– Вы вообще не вернулись бы, если бы я вас не выкурил.
Вдруг на его глазах сверкнули слезы. Он быстро надел солнечные очки.
– Мне было не все ясно, – сказал он. – Я не решался. Друзья не хотели, чтобы я вам все рассказал, и я не решался.
– Не беспокойтесь насчет этого, Терри! На меня можно положиться.
– Я был в отряде коммандос, дорогой мой. Туда слабых не принимали. Я получил тяжелое ранение, да и от врачей-нацистов мне досталось. Это меня как-то изменило.
Мне все это известно, Терри. Во многих отношениях вы славный парень. Я совсем не осуждаю вас. Но сейчас вас здесь нет, вас уже давно здесь нет. У вас прекрасный костюм и духи, и вы изящны, как пятидесятидолларовая девчонка.
– Все это обманчиво, – грустно заметил Терри.
– Но все-таки доставляет вам удовольствие, не правда ли?
Терри кисло улыбнулся и пожал плечами, – Конечно. Но все это один обман. Здесь внутри, – хлопнул он зажигалкой по груди, – ничего нет. Кое-что я имел, Марлоу, но этого давно уже нет. Ну, на том, я полагаю, мы и покончим.
Мы оба встали. Терри протянул мне худую руку, я пожал ее.
– До свидания, сеньор Майоранос! Наше знакомство было непродолжительным, но приятным.
– Будьте здоровы!
Терри повернулся и пошел к двери. Я смотрел, как она закрылась, слышал его шаги по нашему выложенному плиткой под мрамор коридору. Потом шаги затихли и совсем исчезли. Несмотря на это, я продолжал прислушиваться. Почему? Может быть, я хотел, чтобы он вдруг остановился, вернулся и поднял мое настроение. Нет, он этого не сделал. Я видел его в последний раз.
Никого я из них больше не увидел, не считая полицейских. Еще не найдено средство, чтобы сказать им «прощай».
Агата Кристи
Человек в коричневом костюме
Знаменитая танцовщица Надина, покорившая своим талантом Париж, как будто раскачиваясь от грома аплодисментов, кланялась снова и снова. Ее и без того узкие черные глаза, казалось, сузились еще больше, линия алого рта слабо изогнулась кверху. Восторженные парижане продолжали еще хлопать, после того как занавес со свистом упал, закрыв причудливые красно-голубые декорации. Кружась в водовороте ярких драпировок, балерина сошла со сцены. Мужчина с огромной бородой восторженно принял ее в свои объятия. Это был антрепренер.
– Чудесно, моя маленькая, чудесно, – восклицал он. – Сегодня вы превзошли себя! – И он галантно, хотя и несколько сдержанно, поцеловал ее в обе щеки.